Генеральная проверка - [72]

— Товарищи, — сказал он, — позвольте мне прежде всего прочесть вам короткий, но очень красноречивый документ… — Он вынул из кармана пиджака лист разлинованной бумаги, густо исписанный химическим карандашом, местами испачканный, и начал читать громко, чтобы его слышали все: — «Резолюция. Село Дылбоки Старозагорского округа, двадцать девятого июля тысяча девятьсот двадцать третьего года…»

— Но нам известна эта резолюция! — послышался чей-то голос.

— Минуту терпения, — поднял руку Коларов. — «Дылбокская организация Болгарской коммунистической партии на сегодняшнем заседании, заслушав доклад местного комитета…»

— Простите, товарищ Коларов, но вы ломитесь в открытую дверь, — постучал рукой по столу Луканов.

— Мы ведь говорим, что уважаем мнение низовых организаций, — взглянул на него Коларов и продолжал: — Вот вам мнение одной из них… Во-первых, она не одобряет позицию партийного Совета, то есть Центрального Комитета, занятую как в ходе событий девятого июня, так и впоследствии. Во-вторых, она требует немедленного созыва съезда партии, который высказался бы по вопросу о тактике. В-третьих, она требует отмены цензуры Центрального Комитета в отношении газеты «Работнически вестник» и опубликования мнений братских партий, и прежде всего Исполкома Коминтерна, относительно занятой нами девятого июня позиции, с тем чтобы не заставлять членов партии получать эти сведения из буржуазной прессы. Это последнее обстоятельство оказывает деморализующее действие на партийные массы и вызывает подозрения относительно содержания информации, которую Центральный Комитет в соответствии с решением партийного Совета должен направить Коминтерну. В-четвертых, «Работнически вестник» должен перестать печатать материалы по поводу попрания буржуазной конституции и законности, прекратить публиковать призывы к отступлению и сдержанности, что не вызывает ничего, кроме досады, и занять позицию, подобающую революционной газете в такой ситуации…

— Но все это мы знаем, дорогой Васил, — с отчаянием в голосе повторил Луканов. — Незачем читать нам то, что уже известно. Есть и другие резолюции подобного рода. Я могу вам даже назвать их. Например, проект резолюции группы членов софийской парторганизации от пятнадцатого — двадцатого июля. Резолюция Видинского окружного комитета и другие. Но это еще не вся партия. Вся партия думает несколько иначе. Мы не можем поддаваться стихийности, анархии.

— Простите, товарищ Луканов, но у Ленина есть очень точное определение этой стихии. Он называет ее гениальным инстинктом пробудившихся масс. Вы же пренебрегаете этим инстинктом, называете его стихией и бунтарством. Восстания в Плевене, Варне, Карлово вы называете стихией и рассылаете телеграммы, требуя их прекращения.

— Через голову партийного Совета, — добавил Димитров. — Без нашего ведома!

— Вы называете вес это лояльным отношением к новой власти и продолжаете придерживаться нейтралитета. Вы не видите за деревьями леса и продолжаете теоретизировать о нейтралитете.

— Тогда была другая ситуация, товарищи! Сколько раз нужно повторять это? Любые иные действия были бы авантюрой.

— Мы говорим на разных языках. Эта теория о нейтралитете либо выдумана для прикрытия вашей пассивности, либо является проявлением непростительного доктринерства и политической близорукости. Энгельс говорит, что если революционная партия начинает упускать решающие поворотные моменты в революционном развитии, оставаясь в стороне от него и соблюдая нейтралитет, то такую партию можно считать похороненной.

— Товарищ Коларов, — вмешался Кабакчиев, — братские компартии, бесспорно, весьма неблагоприятно отозвались о нашей позиции, это так. Но мы имеем перед собой действительно лояльного противника, и это тоже следует принимать во внимание.

— «Лояльного противника»? — подал голос с другого конца стола Коста Янков. — Что значит «лояльный противник», товарищ Кабакчиев?

— Что-то мы уж очень размякли, товарищи, — засмеялся Фридман. — Даже не верим сообщениям, поступающим с мест.

— В нашей среде, — продолжал Коларов, — все еще бытуют своего рода парламентарное зазнайство и самоуспокоение, которые мешают нам действовать. Мы страдаем от начетничества и отсутствия гибкости. Признаюсь, мне и самому не чужд парламентаризм. Но ведь на то мы и коммунисты, товарищи, чтобы вовремя увидеть свои ошибки и исправить их, пока не поздно. Не события должны управлять нами, а мы должны оказывать влияние на их развитие, направлять их ход. Ленин говорит, процитирую это по памяти, что отказываться от восстания при наличии условий для его проведения — значит изменить марксизму, изменить революции. Принимать резолюции — дело нетрудное, гораздо труднее осуществлять эти резолюции на практике! А еще труднее — корректировать свою позицию, когда этого требуют обстоятельства!

Присутствующие, не отрывая от Коларова взгляда, сосредоточенно ловили каждое произносимое им слово, запоминали каждый его жест. Одни соглашались с ним, другие мысленно возражали, третьи колебались. Но в одном все были единодушны: наступил решительный момент, необходимо что-то предпринять, чтобы выйти из тяжелого положения, разрубить этот гордиев узел. По этому вопросу разногласий не было, не было и сомнений.