Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - [12]

в голос пробуют, бедный,

и

тянется, тянет за мной!

Только мой мотылек скоро крылья распустит.

И

тогда

– по порогам, и через порог! —

так

устами реки!

Через дамбы,

плотины

– до устья! —

к побережью!

До уровня серого моря!

…И

с красной строки.

И танцует змея о любви.

Вкуса не перепутать.

Солоно на прокушенной с яблоком вместе губе —

так находит поэзия

в проклятых «словно», «так как» и «как будто» —

умноженье себя

и подобье себе.

XI

…как вода меж растений она прилегла,

как вода,

и прижалась спиною

к земле.

А когда прекратились сердца

– яблоко прокатилось по горлу —

и

надо мною

взошла

опененная морда

Тельца!

XII

Очевидно —

в вишневой крови моей переизбыток азота.

Не ко времени цвесть

зацвел тамариск.

И

раскрытая кровь

– сквозь бинты горизонта —

сочится из раны зари.

Лет моих временных прекращается повесть.

Четвертичный период.

И

криво

кириллицей через страницу и за:

уходите, Свидетель по делу Мадонны Марии.

Вишневая кровь твоя.

Каменный уголь в глазах.

…мимо тянут повозку волы.

По августейшей дороге

манером обычным

наместника

колесница катится, кренясь.

Безмятежно немые как бабы стоят изваяния бычьи,

в плоть врастая земли

и

землей становясь.

XIII

Льет по стертым щекам. Ледниковое время.

Свидетель!

Утро. Рано. Россия.

Каменноугольный сад.

Синий, вечный огонь.

Слушайте, уходите, Свидетель.

От небес отмахнитесь: спасибо! —

вашей тонкой рукою.

И

небо посмотрит вдогон.

Стихи на случай. Дружеские послания. Шуточные стихотворения

Журнал

В полдневный жар супруги Воронели

(На самом деле все у них как у людей),

Разгорячась, на солнышке сидели,

Ища друг дружке в голове идей,

Поскольку мало есть идей хороших…

– Журнал! –   воскликнул Воронель.

– Журнальчик! –   радостно захлопала в ладоши

И заскакала непосредственно Нинель.

И вышел номер. Проза – просто Мерас,

Поэзия – с рук Дины Гарнизон.

И драма – о несоответствии размеров

Двух обаятельных, но эрогенных зон.

Потом – дискуссия под руководством старших:

«Йеш трепет или трепет больше эйн?» —

О чем допрос неоднократно трепетавших

Герштейн Ларисы и Наташи Рубинштейн.

Под рубрикой: «Русеют ли евреи?» —

Орлов, Герасимов, б. Сидоров и К°.

«Евреи с точки зренья архиерея» —

Загоскин, Юрьев и отец Дудко.

«Есть ли еврейство?» (круглый стол, закуски

Решили есть, но – пропустив стакан,

Три доктора-гурмана – д-р Агурский,

Любошиц-доктор, Юлий Нудельман).

Полемика: «Еврей – он друг террора?» —

Похожая на слет военспецов:

Пилот Э. Дымшиц, штурман – Дора,

А бортрадист – геноссе Кузнецов.

«Антисемит – антигерой антиромана

С Н. Антигутиной». «Еврей ли Доберман?» —

О чем два мнения. И оба – Нудельмана.

И оба разделяет Нудельман.

На сладкое – подол Каганской, снова

Воздернутый на девичьей красе:

Эссе, в котором ни о ком другом ни слова,

А все слова от автора эссе.

О том же сообщение Бар-Селла.

«Евреи в лагере» – М. Хейфец. «Сесть и встать» —

Вайскопфа, коего б статья имела

Успех, когда б ее еще и прочитать…

Опроверженье Бутмана: что будто

Не Бутман-Бутман, а Небутман он,

И не позволит всяким там… Но подпись… Бутман.

И в скобках – (Бутман. Копия в ООН).

Потом «Замеченные опечатки» —

Читайте вместо Воронеля – Нудельман,

А вместо «Чаплины» читайте просто «Чаплин»,

А вместо Богуславского – роман…

…

Так вот, когда после солидной пьянки

Я аргументы исчерпал до дна,

Я взял журнал, прочел израильтянке:

«Еще… еще…» – сказала мне она.

[Февр. – март 1987]

Александру Вернику

Ладно!

Так и скажи

что лежишь

на железом стелённой кровати.

Здравствуй,

Верник!

нам жить

сколько хочешь, покуда не хватит

сколько надо

и

будем

потом —

– ничего

жизнь

не больше чем дом

на одного.

Здравствуй, Верник!

живем

ну и ладно – живем.

Замечаем ли мы, что живьём

оба

если – вдвоем

и давай допивать

нам на дне —

– здравствуй!

Ты себе

а я

мне

белой сталью застелим постель

красным вином белым вином

мы отметим с тобою

что нам выпало в мире одном

этом самом

и с этой

любовью.

Здравствуй, Верник!

и как это там у тебя —

«лет на мокрой соломе…»

Пью за то чтоб ты жил

не за счастье твое —

– а за то чтоб ты жив!

ничего тебе

кроме.

30. V. 1985, Иерусалим

Памяти Верника

Жил на свете Саша Верник

и дожил до сорока

это

дети

Саша Верник

он дожил до сорока

от звонка и до звонка

как зэка

свои срока.

Был примерник Саша Верник

как поэт и гражданин

Саша Верник

был соперник

честь мундира и штанин

но

любил и мотылька

василька

и сын полка.

Гражданин был Саша Верник

и

поэтому

кругом

награжден был Саша Верник

музой перед очагом

дым отвалит в облака

вслед поэт

исподтишка.

Был пиита Саша Верник

но дожил до сорока.

Напои ты Саша Верник

нас

посредством коньяка

ибо

тридцать семь пока

а

валяем дурака.

Хорошо что Саша Верник

ты дожил до сорока

не дожил бы

Саша Верник

было б жаль здоровяка

мы здоровый любим Верник

даже старый любим Верник

вообще мы любим Верник

но больной – совсем тоска.

St. Jerusalem 2. IV. 1987

На жизнь поэта

Середь пегасых и саврасов

Ивана ибн Калиты

что удивительно, Тарасов

что все-таки – родился ты!

Могли б родиться бобик, ежик,

идея, девка, Кафка в кайф,

могли бы Гитлер (как художник)

и Басин – автором «Майн Кампф»,

могли б родиться хуй уродский,

роман, задумка и глисты,

родился б дубль-Шаргородский,

а все-таки – родился ты!

А мог бы вовсе не рождаться!

В узоре каждых хромосом

хранится Розенберг и Надсон,

Саддам Хусейн и Левинзон!

Ведь мог родиться Саша ж Верник,

и на худой конец – я мог