Где ты, маленький «Птиль» - [20]

— Не ехидничайте, — сказала Пилли.

— Здесь, знаете ли, не до ехидства, — сказал папа, глядя на Пилли, и она сразу же очень серьезно поглядела на него.

— Да, вы правы, — сказала она. — Но их судьба вроде в надежных руках, и те, кому хотелось бы до этих рук дотянуться…

— И ударить по ним… — сказал папа, — и освободить…

— Вряд ли сумеют дотянуться, — продолжила Пилли грустно, поняв, что каким-то образом мы уже успели узнать о наличии поля для геллов.

— Вероятно, и планирование, как политорское увлечение, — тоже вид неполноценности, желание не отстать от геллов.

— Возможно, — сказала Пилли. — Хотя это приятно само по себе. У меня высший разряд — я знаю, что говорю.

— Геллы умны, — сказал папа. — Я уверен, не стань они геллами-изгоями, а политорами-геллами, они бы благородно «не ощущали» своего превосходства.

— Ну да. А политоры еще больше страдали бы комплексами.

— Похоже, — сказал папа.

— К вашему сведению, — снова мило ехидничая, сказала Пилли, — очень многие политоры с радостью смирились бы с этой разницей и даже… — Понимаю, — сказал папа. — Но на них есть Горгонерр.

— Не мучайте меня, — сказала Пилли, устало опуская ресницы. — Это тяжелая тема. У полноценного разума отняли больше половины эмоций.

— Вам нравятся моро? — спросил папа.

— Нравятся. И очень. Очень. — Кстати, земляне и моро ближе друг другу: наш предок — обезьяна, а вы, Пилли, — птица, хоть и не гелла.

— Ах, вы об этом, — Пилли улыбнулась. — Да какое это имеет значение, если я — птица и вы — некая обезьяна легко общаемся с помощью этой вот штучки. Да и обезьян мы не видели, только слово слышали.

— Но моро кажутся вам чем-то бесконечно от вас далеким, ведь речь идет о развитии, а не о происхождении.

— Кое-кому плевать на развитие. Я одна из тех, кто может общаться с моро, не боясь их. Даже немного на их языке.

— А как относятся к этому ваши родители? — спросил папа.

— Они погибли в космокатастрофе.

— Простите, — сказал папа.

— Важнее, как может отнестись к этому Горгонерр, друг моих покойных родителей, — усмехнувшись, сказала она.

— А что плохого, если вы общаетесь с моро? — спросил папа.

— Моро — низшие, нецивилизованные. Если же они для меня разумные существа — неизвестно, куда заведут меня мои наклонности. Может быть, в оппозицию?

— Пилли! — сказал я. — Как бы ни сложилась наша с папой судьба, я бы очень хотел попробовать «планирование», побывать на море, в лесу, у племени моро.

— Постараемся, дитя, — сказала она.

— Отлично! — сказал я. — И еще я дико хотел бы посмотреть политорскую карту звездного неба, на Земле я увлекался астрономией. — Папа быстро взглянул на меня.

— Смешной ты, — сказала Пилли, — у нас же здесь есть свой… планетарий, — и добавила: — Не лень вам обоим встать?

Настоящие мужчины — мы сразу вскочили. Поманив рукой, Пилли повела нас на третий этаж дома, оттуда мы взлетели на лифте наверх. Пилли нажала кнопку, загорелся неяркий светильник, и она показала нам лестницу, которая по внешней стороне шахты лифта вела еще выше, и, пока мы поднимались по ней, Пилли сказала, что острие купола — не идеальная игла, но со срезом, и три последних метра иглы имеют поворотное устройство не по оси, но в разные стороны, шарнирное. Мы ступили на площадку — крышу шахты лифта, — и сразу же все стало ясно. Над нами, близко, была линза: мы стояли под телескопом.

— Любуйтесь, — сказала Пилли. — А я пойду приготовлю что-нибудь Орику, он голоден. — И она укатила вниз.

Обалдевшие, мы долго разглядывали политорское небо, постепенно вращая телескоп по кругу.

— Их спутники довольно редки, — сказал я.

— Тебе это важно знать?

— Очень. И нужен планетарий — полная картина неба. Каков контроль в их атмосфере и выше?

— Так? А дальше как?

— Не знаю. Я предполагаю, но не сглазить бы.

…Пилли что-то напевала и играла на ковре с Сириусом. Она, лежа, замирала, а потом легонько шевелила пальцами, и тогда Сириус пулей вылетал из укрытия, легонько зубами хватал палец Пилли и тут же отпускал.

— Как небо? — спросила Пилли. — Что-то мне не верится, что ваш кольво ядовит, а вы им управляете.

— А нам не верится, — смеясь, сказал папа, — что кое-кто с легким сердцем разрешает вам иметь дома лабораторию.

— Ну… у нас многие ученые работают дома.

— Разрешает именно вам, — сказал папа.

— Пока лаборатория цела, — вскакивая с пола и смеясь, сказала Пилли, — со мной не так-то просто, я участник разработки новых космических кораблей…

— Вот он. — Папа ткнул пальцем в мою сторону. — Хотя по вашим меркам, ему всего семь лет, — ваш коллега, Пилли.

— Ну да?! — Похоже, это ее потрясло. — Каким образом?

— Он принимал прямое участие в конструировании нашего нового межпланетного корабля. Был даже руководителем научной группы, в которую входил я. Он был моим начальником, представляете?

— Какой ужас! — сказала она, смеясь. — А такие дети только у таких пап, как вы, да?

— Разумеется, — сказал папа, улыбаясь. — А если без шуток, у нас таких детей немного… но есть.

— И все-таки… ты ходишь на службу, что ли, а, Митя?

— Это было недолго. Просто учусь в особой школе.

— Гром небесный! — сказала Пилли. — Земля опасна!

— Не бойтесь, — сказал папа. — Вы же убеждены, что в военном отношении мы куда слабее и — в любом случае — не сможем добраться до вас. Кстати, Пилли, а есть в правительстве достаточно сильные политоры, — но не такие умные, как Горгонерр, — склонные не выпускать нас, а раз так, то по логике — убить.