Гамлет. Шутка Шекспира. История любви - [28]
Он ни о чем никому не рассказывает. Он осторожничает - да, Призрак оказался настоящим, но принц отнюдь не уверен, что подробное донесение об этом не будет передано Горацио королю. Гамлет лишь сообщает, что его поведение отныне будет включать некие странности, и просит никому не говорить об этом. Спустя некоторое время принц убеждается, что его тайна осталась при нем - поведение короля остается прежним, ничто не говорит о том, что Горацио шпион.
С этого времени его отношение к Горацио кардинальным образом меняется. Он начинает доверять ему. Доверять. Но не любить. Гамлет не может его полюбить, он слишком подавлен, ослаблен. Что, впрочем, не мешает ему пойти с Горацио на сексуальные отношения. Более того: он идет на них с великой готовностью. В сущности, Гамлет грубо использует Горацио - и как надежную, а главное, единственную эмоциональную защиту, и как еще один, теперь уже весьма убедительный, объект для возбуждения ревности Клавдия.
Понимает ли это Горацио? Может быть, и понимает. А может быть, он искренне верит Гамлету, верит, что его ненависть к королю вовсе не обратная сторона любви, не реакция униженного и то и дело обманываемого любовника, что Гамлет действительно глубоко потрясен именно этой поспешной свадьбой, оскорбляющей память об отце. Тем более что Гамлет позже все-таки расскажет Горацио о том, что король убийца, - и это обстоятельство могло окончательно уверить Горацио в том, что Гамлетом движет высокая жажда возмездия, а не воспаленные чувства отставного бойфренда.
Скорее всего, Горацио действительно любит принца и, как всякий любящий, попросту верит ему.
*
Конечно, о страстной любви Гамлета к королю можно сделать и половинчатый вывод: дескать, Гамлет влюблен в него безответно, а никакой романтической связи меж ними никогда и не существовало. Однако их двусмысленные диалоги, которые еще не раз встретятся в пьесе, говорят об обратном.
Да и все поведение самого Гамлета также говорит об обратном: он слишком часто награждает короля нелестными эпитетами такого свойства, что в основе их легко просматривается все та же характерная двусмысленность личностного свойства - например, именно блудливость короля больше всего не дает принцу покоя.
Еще интересный момент: когда Гамлет, задумывая представление, пытается поднять свою угасшую решимость, с тем чтобы привести наконец в исполнение месть, он горько упрекает себя за медлительность и клеймит себя всяческими нехорошими словами, в том числе и такими:
Как шлюха, отвожу словами душу
И упражняюсь в ругани, как баба,
Как судомойка!
Понятно, что очень часто, желая показать несостоятельность мужчины, его сравнивают с женщиной - с бабой. Но причем здесь шлюха? За что, за какие личные выгоды продает принц свое бездействие? На какие надежды обменивает он свою клятву?..
Кроме того, одна из характеристик короля, данных ему принцем, показалась мне чрезвычайно выпуклой в этом плане. В сцене встречи Гамлета с Розенкранцем и Гильденстерном принц так говорит о короле: "...вот мой дядя - король Датский, и те, кто строил ему рожи, пока жив был мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и по сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться".
Почему, собственно, да и вообще на каком основании родному брату короля и возможному наследнику престолакто-то из придворных мог позволить себе безнаказанно строить рожи, тем самым выказывая ему презрение и насмешку?
Как мы уже выяснили, король далеко не был пьяницей, а блудливость никогда не являлась причиной для общественного презрения. Вспомним, например, Полония, который, отправляя к сыну слугу, наказывает ему слегка очернить Лаэрта, чтобы верней узнать правду о нем. Полоний советует использовать следующие вещи, которые уж точно не замарают репутацию сына: "блажные, буйные проказы", "игра", "пьянство, ругань, поединки, распутство - можешь и на то пойти".
По части последнего Рейнальдо засомневался: "Но это обесчестит, господин мой". И Полоний легко отмахнулся: "Да нет же".
Стало быть, ни один из перечисленных недостатков, в том числе и распутство, блудливость, не могли быть достаточной причиной для того, чтобы "строить рожи" столь высокородному господину, как брат короля. А вот слухи о его нетрадиционно ориентированных пристрастиях вполне могли послужить достаточным основанием для подобного к нему отношения.
Кроме того, чуть позже Гамлет практически открыто назовет короля гомосексуалистом - разумеется, слегка прикрыв этот смысл мутным подобием приличий.
Таким образом, все эти важные косвенные улики говорят о том, что между Гамлетом и Клавдием существовали интимные отношения. Потом Клавдий, рвущийся к трону, стал тайным сожителем его матери, и Гамлет ничего об этом не знал. Потом король умер, и тут Клавдий неожиданно бросил принца, превратившись в официального любовника Гертруды.
Именно эти обстоятельства и являются настоящей преамбулой пьесы. В свете вышеозначенных фактов вся сомнительная психологическая структура, которую принято называть "досадными противоречиями автора", становится предельно отчетливой. Все герои получают убедительную, осмысленную мотивацию, все их поступки становятся понятными и логически завершенными.
Обращение к дуракам. Предупреждаю сразу: или немедленно закройте мое эссе, или потом не упрекайте меня в том, что я в очередной раз грубо избавила вас от каких-то там высоконравственных розовых очков, которые так успешно, как вам казалось, скрывали ваше плоскоглазие и круглоумие.
Понятия не имею, с чьей легкой руки пошло гулять по свету ложное утверждение, что Шекспир "небрежен". Возможно, тот, кто сказал об этом первым, ошибался искренне. Но армия тех, кто бездумно это повторял и повторять продолжает, не заслуживают снисхождения. Стыдно - выдавать свою творческую немощь за "небрежности" гения.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».