Гамлет - [43]

По большей части загадки «Гамлета» остаются не только неразгаданными, но, увы, даже и незамеченными. И хотя многие исследователи и режиссеры говорят о «загадочности» именно этой пьесы Шекспира, самих загадок в ее тексте, как правило, просто не видят.

О «Гамлете» известно, что это:

- самая знаменитая пьеса Шекспира и мировой драматургии вообще;

- самая длинная и самая сложная трагедия Шекспира;

- и, разумеется, — самая загадочная («самая слабая», если верить Элиоту).

Авторский ключ к «Гамлету» был потерян, поскольку:

- До нас не дошло авторской рукописи.

- Нет подготовленного автором издания. А те, что есть (обе кварты — Первая 1603 г. и Вторая 1604 г.) сделаны пиратским способом (стенографическая запись из зала либо издание по списку с украденной суфлерской копии). Посмертное издание (Первое фолио, 1623 г.) — также, как полагают некоторые шекспироведы, напечатано с суфлерской копии.

- Нет ни прижизненных рецензий, ни мемуаров современников о постановке «Гамлета» в «Глобусе». Неизвестна даже дата премьеры. А первый биограф Шекспира (Роу) появился только в начале XVIII века.

- Шекспир-драматург писал для Шекспира-режиссера. Ремарки в «Гамлете» скупы и неполны. В тексте нет интермедий (у Марло есть!). Отсутствие в опубликованных текстах ремарок и интермедий можно объяснить желанием Шекспира сохранить пьесу от тиражирования конкурентами.

- Шекспир умирает в 1616 г. В 1642 г. начинается Английская революция. Две гражданские войны (1642–1646 гг. и 1648 г.), казнь Карла I (1649 г.), семь лет военной диктатуры Кромвеля (с 1653 г.) и восемнадцать лет запрета театров (вплоть до реставрации Стюартов в 1660 г.). Вспомнили о Шекспире лишь через полвека после его смерти.

Итак, три издания с «текстом слов» и наше незнание авторской версии происходящего на сцене. При такой ситуации ключом к «Гамлету» может быть только сам текст. Будем же исходить из презумпции его художественности (как в подобных случаях советовал поступать Д. С. Лихачев). Кажущаяся невнятность и темнота текста — скорее всего, свидетельство нашего непонимания поэтики «Гамлета», и ссылки на «условность» шекспировского театра тут не проходят, ибо этого театра мы как раз и не знаем.

Шекспировский зритель просто бы не выдержал действия, логику которого он не был бы в состоянии проследить. Все, что прямо не следует из слов, должно было компенсироваться (и даже комментироваться) игрой актера. Задача исследователя — выделить темные места и определить, составляют ли они некую систему. Мы должны, как сказал бы Полоний, понять логику шекспировского «безумия» и, опираясь на текст, произвести реконструкцию авторского замысла. Нас должны интересовать не собственные трактовки или «режиссерские находки», а то, что Владимир Набоков, столь многому научившийся у Шекспира, называл «узором Мнемозины».

В прямом и буквальном (то есть фольклорном) виде загадка встречается в «Гамлете» лишь однажды. Вот как Первый могильщик общается со Вторым:

Первый:

Кто строит крепче каменщика, корабельщика и плотника?

Второй:

Тот, кто виселицы строит. Она всех своих жильцов переживет.

Первый:

А ты шутник. Виселица тут хорошо подходит. А почему? А потому, что она подходит каждому, кто дурно поступает. И тебе тоже, раз ты считаешь, что виселица крепче церкви. Ну, давай, еще попытайся.

Второй:

Кто, значит, строит крепче плотника, каменщика и корабельщика?

Первый:

Ну да, ответь и малость передохни с непривычки.

Второй:

А вот возьму и отвечу!

Первый:

Ну?

Второй:

Вот привязался. Ну, не знаю.

Первый:

Дурень, мозги свернешь. А когда другой раз спросят, отвечай: могильщик. Дома, которые он строит, достоят до Страшного Суда. Ладно, сгоняй к Иогену, принеси от него кувшинчик. (V, 1)[69]

Впрочем, именно с загадки Бернардо начинается первая сцена трагедии:

Бернардо:

Кто здесь?

Франциско:

Нет, сам ответь. Стой и открой себя.

Бернардо:

Долгой жизни королю!

Франциско:

Бернардо?

Бернардо:

Он.

(Перевод М. Морозова)

Речь стоящего на посту Франциско выдает некоторую его неадекватность. Видимо, он просто спит, и Бернардо будит его своим вопросом. Во всяком случае Франциско узнаёт сменщика лишь после того, как тот произносит фразу, более похожую на тост, чем на пароль: «Долгой жизни королю!» (Long live the king!) (О пьянстве часовых в карауле говорится и в «Отелло».)

Если так, то жалобы Франциско на холод и скверное самочувствие — замечательный образчик самооправдания напившегося на посту стражника-наемника.

О том, что в Эльсиноре все пьют, начиная с короля, Гамлет дважды говорит Горацио (2 и 4 сцены I акта).

А королева намекает на пьянство солдатни в сцене своего объяснения с Гамлетом:

And, as the sleeping soldiers in the alarm,

Your bedded hair, like life in excrements,

Starts up, and stands on end. (III, 4)

В подстрочном переводе:

«И как спящие солдаты по тревоге, твои гладко уложенные волосы, точно жизнь в ее же испражнениях, прорастают и встают дыбом…»

Во времена Шекспира волосы укладывали при помощи подогретого пива, а словом «excrements» называли отжимки, оставшиеся в решете, и еще любые физиологические выделения, в том числе и блевотину. (Впрочем, как указал мне Сергей Николаев, есть и другое значение слова