Галечный ключ. Крымские стихи - [4]

По лицам стариков читай неторопливо

По линиям мостов гадай о декабре…

Горбами кораблей раскроен плац залива

И бабочка сидит на мертвой кобуре.

Танцуя на костях, прощайся с каблуками,

Шарманкой закрути старательный вальсок.

Под пальцами песок, заглаженный веками,

А катер так далек, а берег так высок.

Бездонье синевы – простор для монгольфьера,

Парады площадей забыли о войне,

Жемчужное зерно, как маленькая вера,

Укрыто в перламутр и спрятано на дне.

Вот так лежит душа, ненужная соринка —

В пятне придонной мглы невидимо горит.

Скорлупка на браслет, тугая плоть для рынка.

Кто створки распахнет и скажет margarit…?

По праву крыльев

На птичьем острове не сезон

Скорлупки перья и всякий хлам

Никто не тычется в горизонт,

Никто не носится по делам.

Играют рыбки, блестя фольгой,

Волну качают туда-сюда.

На птичий остров пришел покой,

Наутро с неба польет вода

И смоет гнезда, следы, штрихи,

Песок белесый с землей сравняв.

Как будто мало в морях трухи,

Как будто снами закрыло явь.

Пернатым просто. Туман – лети,

Дождит, морозит, швырнет в траву,

Маяк поманит – собой плати

За право вспарывать синеву!

У птичьей смерти мешок камней

И пара ножниц… Забудь пока —

Лети, где выше и холодней,

Наплюй на глупые облака.

Зачем пернатым земной закон?

По праву крыльев судьбу поправ,

Рисуешь двери, выходишь вон.

Царевна Лебедь, готовь рукав!

Махнешь направо – собьешь ножи,

Царевич Финист влетит в окно

И станет сказкой чужая жизнь,

Как стало соком твое вино.

…На птичий остров посадки нет.

Базары смыли, сожгли, смели.

Полынный запад, парад планет —

Но нет роднее

Для птиц

Земли.

Городу и морю

На кладбище военных кораблей

Не встретишь ни крестов ни фотографий.

Мутнеет ржавый герб в стальном аграфе,

Пятнает волны пролитый елей.

Скрипят борта, накатывает стон,

В бездымье трубы клонятся устало.

Лишь адмирал всё рвется с пьедестала —

Отстаивать невзятый бастион.

Причалы в шрамах и не разберешь,

Дробили камень бомбы или ядра.

Потух пожар, вода мутна от яда.

Продав луны сияющую брошь

Не вымолишь пощады у братвы,

Не выкупишь билет в Константинополь,

Горит огнем неопалимый тополь

И греки черепахой прут «на вы».

Подарены троянские коньки.

Безногий кок бранит парней на кокни.

Коль жизнь в яйце – возьми его и кокни —

Мы квиты, брат. Печати на квитки,

Кивок и за борт. Флаги не спускать!

Седым птенцам отеческого флота

Досталась неприятная работа —

Кормить макрель и ракушки искать.

Морские девки жалобно поют

И плачут над парнями помоложе.

Линкору тесно каменное ложе,

Триреме опостылел сей приют.

Угрюмый князь клянет свою ладью,

Тугие хороводы водят вдовы.

Сыграю на гармошке «Шенандоа»

Пущу по морю скутер – и адью!

У _той_ реки хоть плачь, хоть спич реки,

Хоть спички жги, пропаливая пятна…

Наутро в Зурбаган вернется яхта.

Как сладко спят живые моряки!

Коктебельная колыбельная

Коктебелит – были, байки,

Сладкий крымский сон.

Сняли шлепанцы и майки,

Кончился сезон.

Опустевшие прилавки

Ветер тормошит,

Бликом солнечной булавки

Старый мол прошит.

Бродят кошки, просят рыбы,

Мяса, молока.

Трут о каменные глыбы

Тощие бока.

Кошкам свой кусок положен —

Схватят и в подвал.

Говорят, старик Волошин

Их нарисовал.

Спят в пыли от крыш до спален

Домики, дворцы.

Продает шальной татарин

Сласти-леденцы.

Ни фрегатов ни баркасов…

Наберу в ладонь

Горсть зеленых мокрых трассов,

Желтый халцедон.

Увезу с собой в кармашке

И среди зимы

Вспомню: белые барашки,

Отмель, море. Мы.

«Перелетные женщины – пленницы октябрей…»

Перелетные женщины – пленницы октябрей.

В день, когда из Сибири стартуют стаи,

Женщины прячут ключи под коврики у дверей

И улетают в сторону Лимы или Паттайи,

Некоторых мне случалось встречать в Крыму,

Двух или трех недавно снимали в Риме —

Прыгают по платанам, клюют хурму,

Даже снежинки тают на ярком гриме.

Им не сидится в клетках пустых квартир,

Им не живется вместе – места свободны.

В сердце у каждой – маленький темный тир,

Выбил мишени – больно, промазал – потно.

Их привлекает набережность морей,

Гулкая гладь проспектов, дворов и арок,

Финский бетон развалин, густой кипрей,

Пестрая неизбежность почтовых марок.

Им хорошо на крышах чужих дворцов,

Крылья мешают жить, но мешают падать.

Женщины ненавидят своих отцов,

И подбирают гальку в волнах на память.

И не умеют плакать… И ты не плачь.

Буквы от слез не сдвинутся ни на йоту.

Куклу на полку, книжку в пакет и в плащ —

Время готовиться к новому перелету.

Овечья песня

Даль – Галилея, Гори, Тепе-Оба

Горы на горизонте. Вода горчит.

Каждая капля, стекая с камней, звучит.

Маленькими шагами шьется в траве тропа.

Белым ягнятам хуже – вдали видней

Белые кольца, ласковое руно.

Спи беспокойно – волки придут с луной,

Если пастух не успеет зажечь огней.

Резво бегут на пламя глупые малыши —

Заполночь чьей-то шкурке пятнать траву.

Желтые первоцветы блестят во рву —

Крепости больше нету. Дитя, дыши!

Путь твой промчится по склонам и ручейкам,

В горной стране тумана – белых – не увидать.

Если бы мы с тобою могли летать,

Сыпали б манну вниз с облаков, волкам.

Прочь, мой хороший – вороны начеку,

Грозные тучи ходят на Карадаг.

Ветер толкает в спины чужих бродяг.

Время решает – выжить ягненку или щенку…

Небо горит над нами – такая даль.

Люди спешат по тропам, пустые в хлам.

Трещины делят косточки пополам —