Г. П. Федотов. Жизнь русского философа в кругу его семьи - [21]

А жаль, что Жорж не умел писать стихи. Его „Мадонна“ была плохим переводом с хорошего оригинала. Он узнал и оригинал. Это был, конечно, Гейне[67]. Хотя он не читал его два года, но чудный Генрих так слился с его душой, что сквозил почти во всех его смутных ощущениях.

И Таня могла думать, что Жорж забыл ее в это лето! Но он так мало писал ей: кажется два раза. Почему? Ему казалось, что между ним и Таней лежит невысказанная тайна. Он постоянно носил ее с собою. Кроме нее, все, что он мог написать ей, было так пусто, так лицемерно: точно он лгал, скрывая. А этой тайны он не мог коснуться, — к счастью. Ты знаешь, что смелость и натиск никогда не были его добродетелью. Таня писала ему больше: о своих путешествиях, о кабанах, к [отор] ые собирались в горах вокруг костра, об этих удивительных людях, к [отор] ые живут на Перевале. Но самого главного она не сказала, да и не могла сказать: о тех отношениях, к [отор] ые связывали ее не с перевальцами вообще, а кое с кем из них. Незадолго до нашего последнего прощания ты говорила мне, что скучала в Гел [енжике] о своем Жоржике. Не знаю, м [ожет] б [ыть] (л. 51) первые дни, но скорее ты должна была его забыть. Таня там встретилась с людьми…

Для Жоржа они были всегда предметом глубокого уважения — нет, больше — поклонения. Таня в самые лучшие, глубокие минуты свои говорила с ним о них, и не скрывала своего восхищения. В голове Жоржа все ее переживания, все ее прошлое, как-то само собой отслоилось в три периода: родной лес, курсы, Перевал. И последние были связаны между собой, потому что у толстовцев Таня встретила своих старых друзей. Но она никогда не решалась с откровенной ясностью сказать, что значили они в ее жизни. И в душе Жоржа выросла непоколебимая уверенность, что они значили для нее больше, чем она хотела сказать. Ему представляются три человека. Один из них добр и несчастен. Он женат, и у него милые девочки. Они писали Тане такие трогательные письма. Этот человек должен был любить Таню. Она чувствовала к нему дружбу и сострадание. Ее влияние, ее помощь должны были спасти его — от чего?

Другой — блестящий артист, немного избалованный красавец, аристократ-револ [юционе] р, — тонкая, худож [ественная] душа. Он был холоден к женщинам, но так обаятелен. Тане случалось проводить с ним удивительные часы под звездным небом, в горах. Иногда, ей хотелось… Но только иногда.

Третий был для нее больше всех. Это он преследовал ее мысли так долго и упорно. Это о нем когда-то, много спустя, думал Жорж, когда говорил Тане: „Я люблю тебя. Но если бы пришел человек — орел, к [отор] ый мог бы взять тебя с собою и дать счастье, я отдал бы тебя“. Он тоже был рев [олюционе] р, и тоже красив, как цыган, при всей своей наружной простоте. Он был человек подвига. В жизни не было для него личного счастья. Железная воля, и кроткая душа… И он отстранился от женщин, но для Тани, о, для нее он был… по крайней мере, одним из лучших снов ее жизни.

Как исчезал Жорж, влюбленный мальчик, перед этими людьми. Она должна была его забыть.

Он думал, что, если бы она навсегда осталась на Перевале, м [ожет] б [ыть], она нашла бы и цель жизни, — и счастье… Твой прежний Жоржик. Пиши мне. <…>

(л. 51 об.)»[68]

Фрагмент из письма к Т. Ю. Дмитриевой и рисунок Г. П. Федотова [в разделе Приложения для сравнения приведены рисунки Бориса Петровича Федотова (брата Георгия Петровича) из его личного дневника]

Георгий Петрович Федотов и Елена Николаевна Нечаева

Как было сказано в приведенном выше письме самого Георгия Петровича Федотова, его венчание с Еленой Николаевной Нечаевой состоялось в воскресенье 15 июня 1919 года. Незадолго до этого, весной, Елена Николаевна разошлась с мужем, и Г. П. Федотов удочерил её дочь Нину (1916–1992) от первого брака. Их знакомство состоялось в том же 1919 году, когда Е. Н. Нечаева была переведена на работу в читальный зал Российской национальной библиотеки, где в это время работал Г. П. Федотов[69], и была участницей «мейеровского кружка». Есть также сведения, что Елена Николаевна выхаживала Георгия Петровича во время его тяжёлой болезни сыпным тифом[70] (которую ему пришлось перенести ещё дважды в Саратове в период его работы на кафедре Саратовского университета с 1920 по 1922 год; согласно источникам, Георгий Петрович заразился, спасая одну женщину у себя дома)[71].

Вот официальная биография Е. Н. Нечаевой, взятая из биографического словаря сотрудников Российской национальной библиотеки:

Нечаева (Федотова) Елена Николаевна

(1885–30.09.1966[72], Розэ-ан-Бри или Роз-эн-Бри близ Парижа), историк, переводчица, в ПБ 1918–1920.

Из семьи присяж. поверенного, ее мать — изв. деятельница жен. образования О. К. Нечаева. С детства Н. была дружна с А. И. Гревс — дочерью И. М. Гревса. Окончила гимназию Л. С. Таганцевой (1903), Высшие жен. курсы по группе всеобщей истории (1911) и филос. отд-ние Курсов. В течение двух лет заведовала б-кой филос. семинария Бестужевских курсов. Продолжала занятия философией в Дантовском семинарии И. М. Гревса, в составе семинария в 1912 совершила поездку по Италии.

17 мая 1918 зачислена в ПБ, с 28 сент. переведена в Отд-ние философии и педагогики, в дек. 1918 в составе спец. Комис. Н. редактировала инструкции по сост. алф., сист. и инвентар. каталогов. 27 марта 1919 переведена на работу в чит. зал, где в это время работал