Футурономия. Социум - [12]

Второе следствие. Политика не играет существенной роли в формировании будущего. Политика — занятие тактическое, но никак не стратегическое. Срок действия любой политической новации никак не больше двенадцати лет. Смотри, например, историю России — Союза ССР — России в ХХ веке.

«Политика — искусство поиска проблемы, нахождения ее всюду, диагностирования ее неправильно и применения неправильных средств»? Гручо Маркс.

Третье следствие. Стратегическое предсказание, которое может оказаться достаточно полезным (не пишу — точным) как ни парадоксально это звучит, доступно только фантастике, даже не футурологии. Мы вторгаемся в сферу предчувствий, то есть, кроме аналитического мышления, нам понадобится способность удачно ткнуть пальцем, опираясь не только на разум, но и чувства. Как, например, поступил Евгений Замятин в своем романе «Мы».

4.3. Роман Евгения Замятина «Мы»[15]

Не исключено, что до 1920 года в литературе, а тем более в фантастике, не встречались произведения, в которых бы вот так, без обиняков, утверждалось, что человек по природе своей враждебен государству и обществу, особенно высокоорганизованному обществу. Политики в лепешку разбивались, пытаясь добиться того, чтобы каждый затвердил: «человек — социальное животное», «нельзя жить в обществе и быть независимым от него». А вот Замятин показал, надо сказать, вполне убедительно, что дело обстоит точно наоборот — человек и навязчиво навязываемое ему «абсолютно справедливое, бесконечно заботливое и идеально устроенное общество» — непримиримые и смертельные враги. Замятин лишает своих героев последней надежды на Утопию.

Идеи, которые будут долгие-долгие годы кормить многочисленных ремесленников от фантастики — а давайте устроим революцию, свергнем тиранов и сатрапов, доверим власть хорошим парням, вот все и наладится — здесь не работают. Герои Замятина в эту чушь не верят. Революции оборачиваются для них обманом, предательством и духовной смертью. Людей используют для достижения своих «благородных» целей, а потом, получив по максимуму, отбрасывают за ненадобностью. Мы — люди привычные, а в 1920 году (напомню, что гражданская война еще не закончилась) подобные интерпретации были внове. Получается, что в человеке не заинтересованы ни революционеры, ни благодетели, и те и другие нуждаются в полезном винтике. Не удивительно, что в романе душу удаляют хирургическим путём, чтобы наверняка сделать человека «полезным обществу». И без Замятина известно, что мораль и совесть — главные препятствия на пути превращения человека в полезный винтик. Свобода — это возможность жить в соответствии со своей совестью.

Раб может смириться со своей участью, для этого ему достаточно стать обладателем персональной, пусть часто и ущербной, идеи эрзац-счастья. Приспособиться можно ко всему, а там, глядишь, и жизнь наладится. А что? Нам многого не надо. Главное, пользоваться случаем, своего не упускать и не борзеть сверх меры. Не гавкай на своего хозяина, будь полезен, а он тебе за это… конфету даст, или водочки нальет, или пригласит поучаствовать в литературном проекте. Можно прожить, и до нас так люди жили, жили-поживали да добра наживали.

У Замятина предугаданы идеи эрзац-счастья, пригодные для любования собственным рабством на долгие годы. То, что помогало обрести почву под ногами забитому рабу в древнем Риме, вполне сгодится и для демократически настроенного интеллигента нашего времени. Утопическое мышление заразно и кажется естественным.

Вот они. У нас героические предки, единое государство несет несмышленышам математически безошибочное счастье, каждый — только частичка единого государства, инстинкт несвободы органически присущ человеку (сейчас говорят: торчит в генах, формирует матрицу), нужно быть как все, беспрекословно подчиняться своему благодетелю, любые злоумышления и вольнодумство будут выявлены хранителями, наказание будет жестоким и справедливым. Если подчиняться и не требовать лишнего, то нам ничего не грозит. Так у Замятина.

Принято искать в подобных случаях ассоциации. Мне кажется это наивным. Конечно, дело не в ассоциациях — процесс пошёл, и мы часть его.

Представляется разумным включить в список методов, которыми должна пользоваться футурономия, литературные версии надежд и страхов, которые все мы испытываем перед будущим, то, что мы называем утопиями и антиутопиями. Не следует забывать, что кроме описания технологических чудес, поджидающих нас в будущем, важно рассмотреть эмоциональную картину обитателей будущего, признав, что среди них останется какое-то количество свободных людей.

Глава 5 Утопии и антиутопии

5.1. Никаких радужных ожиданий

Интересную обзорную статью про антиутопии опубликовал в «Московских новостях» Юрий Тихонравов [16]. Он отметил, что в последнее время поток утопий иссяк. Последними утопиями в кинематографе он назвал фильмы по книгам Кира Булычева об Алисе Селезневой и мангу Амано Кодзуэ «Аква» (2001–2008). По его словам и в литературе ситуация не лучше. Последними крупными произведениями были «Экотопия» (1975) американца Эрнеста Колленбаха и феминистская утопия Мардж Пирси «Женщина в конце времен». Перед ними были «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд (1957) и «Остров» Олдоса Хаксли (1962). По мнению Ю. Тихонравова, все дело в том, что человечество больше не видит перед собой «никаких вдохновляющих проектов. Никаких радужных ожиданий. Никаких идеалов, осуществлением которых можно было бы заняться».