ФРГ. Штрихи к портрету - [31]

Летчики свидетельствуют, что даже при самой ясной, солнечной погоде над Руром легко различим плотный купол смога.

И в эту гигантскую душегубку со всех концов страны, со всех городов, и не только немецких, но и датских, бельгийских, голландских, французских, каждое воскресенье летит полмиллиона голубей.

Голуби, голуби! Чарующая душу птица, прирученная уже в древнем Вавилоне!

Я по-новому приглядываюсь к лицам наших пассажиров. Я стараюсь отыскать в них столь свойственные юности следы свежести, живости, одухотворенности.

Свежесть! Ее ли напитаешь концентрированным раствором десятков солей, который по старинке здесь продолжают называть питьевой водой?

Живость! Здесь даже растения принимают карликовые, уродливые формы. У людей это называется рахитом.

Одухотворенность! Какая уж тут одухотворенность, где каждый четвертый ребенок либо вовсе не оканчивает начальной школы, либо исключается из профессиональных училищ.

Постой, приятель, постой. Ты скатываешься к стереотипу. Потешавший своими привычками, безграмотностью, жаргоном десятки лет всю страну «шахтер Антон» — человек немецкого Дальнего Запада» — уходит в прошлое, становится анекдотом, достоянием эстрадных остряков. Впрочем, чего гадать…

— Где учитесь, молодые люди?

Парни переглядываются. Мнутся.

— Не. Вкалываем. Я вкалываю.

— На шахте?

— Ну!

— А товарищ?

— Переквалифицируется. Из шахтера в полотера.

— А родители шахтеры?

— Были шахтерами. Пока углем топили.

Да, углем топят все меньше и меньше. Стремительный выход на экономическую сцену нефти оказался для рурских шахт роковым. Из полутора сотен штолен, действовавших тут в конце пятидесятых годов, осталось четыре, от силы пять десятков. Это значит, что полмиллиона горняков должны были подыскивать себе другую работу.

Говорят, что бытует великая идея газификации Рура, превращения угольных пластов с помощью ядерной энергии в газ. Но от осуществления этого заманчивого проекта отпугивают не столько астрономические цифры капиталовложений, сколько незначительные — увы! — запасы угля. Шахты не бездонны. Поговаривают, что окончательно их выскребут уже в нынешнем веке.

Похоже, что к памятникам старины — рыцарским замкам, соборам, крепостям — прибавляется еще один — заброшенная угольная шахта!

Но вернемся из абстрактных предположений на твердую землю. В данном случае на футбольное поле. Парни немедленно вступили в спор относительно достоинств и шансов клубов «Шальке-04» и «Боруссия» Посыпались имена футбольных знаменитостей, восстанавливались и смаковались эпизоды футбольных баталий, давались характеристики, высказывались предположения, прогнозы…

…Согласитесь, что в наш нервный, восприимчивый пек футбол играет роль главного зрелища. Футбол играет роль… Нет. Это уже не рурские парни. Это выдержка из газет и журналов, телеобозрений и радиопередач…

…Согласитесь, что футбол сегодня и кухня, кормящая тысячи и тысячи людей, и одновременно кулисы, скрывающие аферистов, дельцов, мошенников и проходимцев разных мастей и сортов…

…Согласитесь, что розыгрыш первенства мира по футболу — это настоящая война! А мы ее выиграли!

Это миллионнотиражная местная пресса. Это миллион телеэкранов, радиоприемников. Это сквозная тема, пронизывающая сознание бундеснемцев, еще долгое время после окончания последнего футбольного чемпионата.

Дорогой кожаный мячик, не пора ли выпустить из тебя воздух? Ты слишком раздулся и загораживаешь стекла, за которыми проносится рурская земля.

— Ну, а если бы вы выиграли миллион в «тото» (футбольный тотализатор). Что бы купили?

— Спортивный «Мерседес»! Огород…

— Домик с землей…

Заветная мечта рурца о клочке земли, о кустике зелени, о небе над головой. Все меньше незастроенного пространства. Вместо былого куста сирени перед окнами сиреневое облако из труб ближайшего комбината. И человек тоскует по земле и тянется к ней. И лепятся у насыпей автобанов, под бетонными лентами виадуков, у стен заводских корпусов жалкие лоскутки возделанной земли. Грядка цветов, грядка капусты, грядка картофеля… Много ли нужно «маленькому человеку»? Главное, чтобы не уходила из-под ног земля. А ее становится все меньше. И в поисках ее люди поставили на колеса жизнь. И крутятся, и вертятся, и мчатся колеса. Тысячи, миллионы автомобильных колес. По всем дорогам. Во всех направлениях. В поисках клочка земли, незастроенной, незатоптанной.

Здесь не редкость стоящая возле дома на особой тележке парусная яхта, или морской катер, или прицепной домик. На автобанах полно лошадей, но не везущих, а везомых. Для конных прогулок места не остается, и кто еще хочет скакать, должен отвезти скакуна в специально на то отведенные места. Автомобильные заводы выпускают специальные передвижные стойла. И прежде чем стать всадником, человек обязан быть шофером.

В урочный час стойло, или яхта, или домик будут прицеплены к автомобилю и проедут десятки, а то и сотни километров и будут поставлены в урочном месте (кемпинг) или спущены на воду рядом с десятками таких же катеров и яхт.

«Маленький человек» хочет жить.

Если все дороги и ведут в Рим, то только через Дортмунд. Скопище, клубок, неразбериха дорог. Завязки, развязки. Ответвления. Чехарда, разноголосица указателей. Свист пролетающих машин. Шорох шин. Мурлыканье мотора. И ни души. Насколько хватает глаз — ни одной живой души.