ФРГ. Штрихи к портрету - [30]

Высокие, темные ели, стоящие на самой обочине автобана, прислушиваются к разглагольствованиям нашего водителя, покачивают зелеными шляпами-треуголками и смущенно разводят мохнатыми руками.

Когда-то давно, лет шестьсот — семьсот назад, люди начали добывать здесь уголь. Черный, блестящий камень, дающий жаркое пламя, столь необходимое мастерам, изготовлявшим под веселый звон наковален снаряжение и оружие для доблестных рыцарей. Вокруг угольных ям селились те, кто их раскапывал, — непонятный народ — бывшие крестьяне, будущие пролетарии. Тут же шла и торговля. Добывался уголь открытым способом, а потреблялся главным образом для кузнечных горнов. Значительно меньше для отопления.

Проходили столетия.

В конце прошлого века наступил промышленный угар. Германия забредила углем и железом. Здесь, в Руре, оказалось и то и другое. И Рур стал покрываться шахтами, плавильными печами и поселками. Поселки превращались в города. Города набухали, расползались и наконец слиплись в какую-то чудовищную мешанину доменных печей, сталелитейных заводов, угольных шахт, машиностроительных, химических, пищевых и десятков и сотен других предприятий, жилых массивов, учебных заведений, стадионов, каналов, сельскохозяйственных угодий…

О существовании Рура знает любой школьник, но напрасно искать его на административной карте ФРГ! Есть Нижний Рейн. Есть Вестфалия. Этнографические районы. Есть земля Северный Рейн-Вестфалия. Есть семнадцать практически сросшихся друг с другом городов: Бохум, Ботроп, Кастроп — Рауксель, Дортмунд, Дуйсбург, Эссен, Гельзенкирхен, Гладбек, Хамм, Херне, Люнен, Мюльгейм, Оберхаузен, Реклингхаузен, Ванне — Эйккель, Ваттеншейд, Виттен, в которых проживает около четырех миллинов человек. Есть еще четыре сельских округа с двумя миллионами жителей.

«17+4» — имеется и такое наименование региона. И только нет самого наименования: Рур! Добыв горы угля и руды, Рур так и не сумел добыть себе административной самостоятельности.

За стеклами машины тянется унылая равнина с разбросанными то тут, то там группами строений и перехлестнутая лентами дорог. Дороги сбегаются, разбегаются, перекрещиваются, взлетают на путепроводы, подныривая друг под друга, свиваются в хитроумные петли, выписывают лепестки. Засилье дорог. Торжество дорог. Нашествие дорог.

Бензоколонка. Тормозим. Останавливаемся. Заправляемся. Разминаемся. Трогаемся и снова останавливаемся, чтобы подобрать двух парней, примостившихся на обочине пути, выводящем на автобан. «Голосуют» на западногерманских дорогах редко. В основном это путешествующие студенты. А что им, собственно, остается делать? Душа просит простора. И рад бы шагать, да негде. Не по чему. По автобану нельзя. А за его обочиной — тем более — Частная земля!

Ребята держали в руках кусок картона с надписью «Дортмунд». Издали они казались заблудившимися малолетками. Впечатление оказалось обманчивым. При ближайшем знакомстве выясняется, что вполне зрелые молодые люди. Традиционные, в псевдозаплатах джинсы. Кожаные, нараспашку куртки. Раскрытые чуть ли не до пупка рубахи. Растрепанные по плечам, свалявшиеся хвостики волос. Парни как парни. Пройдитесь по улице любого крупного западногерманского города, и встретите тысячи таких же парней. Таких же, да не таких! В упор рассматривать незнакомого человека считается неприличным. Но потихонечку можно.

Ребята расположились на заднем сиденье, поставив на колени чемоданчики, на которых они восседали в ожидании транспорта и которые оказались вовсе не чемоданами, а плетенными из прутьев корзинами, точнее, коробами, и закурили, не сделав даже попытки согласовать этот вопрос с нами.

Глянем, как бы по необходимости, в зеркальце, что над водителем. Нет, отличаются чем-то лица наших новых спутников от сотен ежедневно мелькающих перед глазами лиц молодых бундеснемцев! Лежит на них четкая печать какой-то нездоровости и не то чтобы неинтеллигентности, а скорее отчужденности, безразличия.

«Рысаки маленьких людей?» — обращается к ним наш водитель.

Какие рысаки? При чем тут рысаки? Однако ребята отвечают. Лица просветлели. Говорят о чем-то интересном. Со знанием дела. С достоинством. Почти со снисходительностью. Говорят по-немецки, а о чем — непонятно. Диалект. Попытаемся перейти на нормальный «хохдойч». Не получается. Водитель в роли переводчика. С немецкого на немецкий. Постепенно все проясняется. Голубятники. Голуби — традиционное увлечение жителей Рура. По-нынешнему — хобби. Голубятников здесь много. Называют цифру сто тысяч. Раньше было еще больше. Теперь «гонять» голубей все труднее. Прежде всего мешает высотное строительство. В многоэтажном доме голубятню пристроить трудно, но при желании удается. С противниками голубиного хобби ведется организованная борьба. Имеются союзы: «Воздушный посланец», «Счастливого пути!», «Рурский передатчик».

— А при чем тут «рысаки»?

— Ну как же! На спор. Чья птица быстрее вернется домой. Как на ипподроме. Ставки, тотализатор!

Рур начинается там, где кончается чистое небо. Нет, это не просто крылатое выражение!

В год на Рур падает до полутора миллионов тонн ныли, пепла, сажи. Жерла местных заводских труб выбрасывают в воздух до четырех миллионов тонн серного диоксида… Свыше двух миллиграммов яда на кубометр воздуха. Опасная концентрация!