Фракийская книга мертвых - [5]
Как жаль его, подумала, это слишком худое и истощенное тело. Но у меня нет выхода, кроме как погонять его снова и снова…
Я очнулась на заднем сиденье машины со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом. Я не видела, кто и куда меня везет. Напрасно я мычала, пытаясь привлечь к себе внимание. Это никого не тронуло. Разумеется, тот, кто за мной следил, постарается теперь от меня избавиться. Нужно сохранять бдительность, чтобы, когда появится возможность, попытаться бежать.
Машина встала, в салон хлынул свет, и тут же кто-то плотно завязал мне глаза, как будто остального было недостаточно. Подталкиваемая сзади, я зашагала куда-то. Под ногами хрустел песок. Скрипнула и захлопнулась за нами дверь. Еще один порог — и конвоир сдернул с моих глаз повязку. Взгляд уперся в макушку Бориса. Он сидел за столом, склонившись над бумагами. Конечно, я бы разразилась потоками брани, если бы могла. Но к тому времени, когда провожатый расклеил мне рот, я раздумала ругаться. В этом не было смысла. Самое грустное, Борис по-прежнему мне нравился. Я потрясла затекшими руками. Мои планы бежать из рук двух вооруженных мужчин были нелепы.
— Ты не слишком пострадала, Лидия? Трудно точно рассчитать удар в темноте, — невероятно, но в его голосе звучала искренняя озабоченность. — Дэнуц, подай ужин сюда. Сядь, Лидочка. Самое плохое уже позади. Я ведь не серийный убийца.
В каком-то ступоре я села в подставленное кресло. Мой проводник вкатил роскошно сервированный столик. Борис налил в бокалы вино. Я поняла, что умираю от голода и жажды. Кажется, у меня сотрясение мозга: как-то сразу забылось все плохое, связанное с этим человеком. Он не оправдывался и не старался объяснить происшедшее. Подливал вино, шутил и смеялся, как прежде.
Сама не знаю, как это случилось, но довольно скоро мы очутились на диванчике. Он взял меня, и это было восхитительно. Когда, застонав, я впилась ему в плечо, дверь открылась, и вошел Дэнуц.
— Он — мой друг и брат, — не прерываясь, сообщил Борис. — Мы могли бы разделить с ним свою радость. Ведь несправедливо, когда двоим хорошо, а третьему не очень.
Я не успела глазом моргнуть, как Дэнуц, тоже голенький, присоединился к нам. Еще долго мы продолжали кувыркаться на ковре. Мой конвоир оказался мастером не только в заклеивании ртов. Он был где-то подо мной, сзади я чувствовала надежную опору Бориса, наши тела подчинялись единому мощному ритму, потом ощущения верха и низа перемешались, и я погрузилась в блаженную эйфорию.
День начался с того, что я заклеймила себя как беспринципную, циничную и развратную. Я попыталась свалить вину за падение на алкоголь и последствия черепно-мозговой травмы, но, увы, факт оставался фактом: если царь Приам всего лишь целовал руки убийце своего сына, то я с убийцами спала, при этом испытывая наслаждение. Я проснулась на том же диванчике, одна, в неглиже. Приведя себя по возможности в порядок, приступила к осмотру помещения. Входная дверь была заперта, разумеется. В одном из ящиков стола лежала стопка порнографических фото, в другом — наполовину исписанная тетрадь. Я полистала. Испещренные малопонятной астрологической символикой заметки. При внимательном взгляде комната оказалась не рабочим кабинетом, как подумалось вначале, но бедно обставленной однокомнатной квартирой. Радовало, что имелись удобства и даже кухня.
Я заваривала кофе, когда вошел Борис. С досадой почувствовала, что делаюсь пунцовой.
— Зачем ты держишь меня здесь? — с вызовом спросила.
— Мне нужна твоя помощь.
— Чтобы разграбить святилище?
— Думаешь, меня интересуют золотые безделушки, над которыми вы трясетесь?
— Послушай, а может, ты не просто «черный археолог», но один из этих националистов-донкихотов, которые считают себя призванными ревностно оберегать святыни прошлого? Что-то вроде тайного общества хранителей костей?
Он засмеялся:
— Если бы ты знала, какую гонишь чушь. Но вернемся к делу. Мне бы хотелось, чтобы ты, тщательно проанализировав известные ныне языки балканской группы в контексте их исторического развития, вычленила и реконструировала как можно более полно общий для них фракийский субстрат.
Теперь мне стало смешно:
— Борис, ты слишком высокого мнения о моих профессиональных способностях. Реконструировать фракийский язык, имея в активе лишь несколько топонимов да ряд невразумительных надписей? Учти, я не Шампольон.
— У тебя будет все, что нужно для работы: словари, копии текстов, компьютер, оснащенный хорошим софтом. В конце концов, может быть, это единственное, ради чего ты жила на свете. Знаешь, когда мы бродили по улицам и болтали, мне казалось, ты понимаешь, что есть настоящие вещи, о которых не говорят, но всегда держат в уме и выполняют их требования, пока еще есть время. Скажи, тебе было хорошо вчера?
Я отшатнулась, как от пощечины.
— Не надо воспринимать секс так примитивно. Иногда, если в деле замешана любовь, он открывает доступ к невероятно мощной энергии. Но сейчас я предлагаю не секс, а прогулку к Черной горе.
— Как ты думаешь, для каких целей служило святилища? — спросил Борис в дороге.
— Оно могло быть погребальным комплексом, или храмом какого-то божества, или даже астрономической обсерваторией.
«Иглу ведут стежок за стежком по ткани, — развивал свою идею учитель. — Нить с этой стороны — жизнь, нить по ту сторону — смерть, а на самом деле игла одна, и нить одна, и это выше жизни и смерти! Назови ткань материальной природой, назови нить шельтом, а иглу — монадой, и готова история воплощенной души. Этот мир, могучий и волшебный, боится умереть, как роженица — родить. Смерти нет, друзья мои!».
«Я стиснул руки, стараясь удержать рвущееся прочь сознание. Кто-то сильный и решительный выбирался, выламывался из меня, как зверь из кустов. Я должен стать собой. Эта гигантская змея — мое настоящее тело. Чего же я медлю?! Радужное оперение дракона слепило меня. Я выкинул вперед когтистую лапу — и с грохотом рухнул, увлекая за собой столик и дорогой фарфор».