Фракийская книга мертвых - [2]

Шрифт
Интервал

Я рассмеялась, стараясь не обращать внимания на странное чувство тревоги. Как бы то ни было, Борис выдержал свою роль влюбленного повесы до конца, проводил до дверей отеля, сыпля остротами и фрагментарными околонаучными познаниями.

Утром, как обычно, поехали к Черной горе. Весь день я была занята: нужно было оцифровать и систематизировать найденные образцы письменности. В центральном зале обнаружилась настоящая сокровищница: золотые ювелирные изделия, фаянсовые амулеты и вазы столь дивной работы, что не верилось, что это создано тысячелетия назад. Вечером, упаковав и погрузив находки, мы поехали обратно. У раскопок остались дежурные, чтобы, коротая ночь у костра, охранять территорию от возможных визитеров.

В дороге у меня было время обдумать вчерашнее якобы случайное знакомство. Что подвигло на это Бориса? Памятуя о возрасте, отбросила тщеславную мысль, что он попросту мной увлечен. Очевиден был лишь его интерес к моей профессиональной деятельности. А почему, собственно, молодому интеллигентному человеку не заинтересоваться древней историей своей страны?


В последующие дни я была так завалена работой, что загадочный Борис совсем улетучился из памяти. То, что мы нашли, не укладывалось в научные представления о бронзовом веке и гальштаттской культуре басарабь. Артефакты принадлежали иной, более ранней и развитой в техническом плане цивилизации.

— Все дело в неточности радиоуглеродного метода датировки, — остужал наш пыл и ребячье вдохновение Н.Б., начальник экспедиции. — Вот получим результаты фрактального анализа, тогда и представим научному миру нашу реконструкцию протофракийской цивилизации.

То, что мы приняли за систему пещер, оказалось верхним уровнем грандиозного сооружения, уходящего вглубь горы. Шахту обнаружили совершенно случайно. Рабочий, расчищавший стену одной из боковых пещер, ударом по камню привел в действие древний механизм — и под ногами разинул зев лаз. От него вели вниз ступени, но свет наших фонарей не позволял увидеть, насколько далеко. Тот, кто рискнул спуститься по выдолбленной в камне витой лестнице, стал первой жертвой этой несчастной экспедиции: он разбился, упав с высоты.

С большими предосторожностями мы исследовали два ближайших к поверхности уровня, не переставая дивиться мастерству неведомых зодчих. Центральный зал в виде полусферы диаметром около десяти метров окаймляли двенадцать других меньшего размера. Кривые плоскости были удивительным образом совмещены так, что в каждой точке сохранялось ощущение привычных для человека пропорций. В стенах имелись засыпанные породой проемы наружу, из чего мы заключили, что здание не было задумано как подземное, но оказалось погребено природой или людьми.

Надписей обнаружилось так много, что Н.Б. в который раз в крепких выражениях посетовал, что в экспедиционный отряд зачислен лишь один лингвист, да и тот женщина. В чем-то он прав: я далеко не сразу обратила внимание на тот простейший факт, что алфавит давно уже не греческий, как было на первом уровне.

К концу вымотавшей меня недели позвонил Борис. Заговорил как закадычный друг, совершенно уверенный, что я буду рада оставить все дела ради свидания с ним. И я собралась на удивление быстро, так что едва не забыла сумочку с русско-румынским разговорником, который всегда носила с собой. Борис заявил сразу, что наметил для нас экскурсию по городу, которым гордится, несмотря на малое в нем число и качество увеселительных заведений. Разумеется, мы посетили их все. Борис держался непринужденно, мне было с ним легко и весело. Везде нас окружали его друзья, с которыми он меня знакомил, с которыми мы чокались, а потом Борис кружил меня в танце, и кружились столики и лица то ли от вина, то ли от близости его сильного тела. Помню, стояли на мосту над быстрым потоком, который звался, по словам Бориса, Фэгэраш, бурлила вода, мы целовались, и я была счастлива, как школьница.

Потом мы говорили вновь о Великой Фракии, о том, что фракийская культура, вероятно, родственна крито-микенской, и что, разумеется, назрела необходимость выявить связи между языками фракийским и этрусским. Потом Борис выразил сочувствие в связи с несчастным случаем в святилище и предположил, что это лишь первое несчастье в череде других. Этот пассаж он произнес тем же небрежным легким тоном, и я не сразу разобрала, что в словах звучит уже не предупредительность, но предупреждение, а то и угроза. Мои подозрения, на время убаюканные его нежностью, проснулись вновь. На прямой вопрос он лишь отшутился, заявив, что хорошо разбирается в астрологии и что положение светил не благоприятствует в ближайшем будущем нашему отряду. В доказательство своей компетентности Борис многое показывал на звездном небе, сопровождая урок занимательными экскурсами в мифологию.

Под утро добрались до отеля, в последний раз поцеловались, и я рухнула в кровать — на пару часов всего лишь. Конечно, не выспалась, и чувствовала, поэтому, легкую эйфорию. Я заразилась от Бориса: как в детстве, мир показался прекрасен и исполнен таинственного смысла.

Между тем выяснилось, что ниже второго уровня мы не можем спуститься. Если люк и существовал, то был надежно заперт. Локаторы указывали на пустоту внизу, но к ней невозможно было пробиться. Отряд охватил азарт. Ставка была так высока, что Н.Б. принял решение направленным взрывом выломать нижние перекрытия. При этом могли пострадать еще не обнаруженные артефакты, но румынское правительство дало добро, и энтузиасты, с подходящими к случаю шуточками, приступили к подготовке.


Еще от автора Светлана Владимировна Нечай
Огненный палец

«Иглу ведут стежок за стежком по ткани, — развивал свою идею учитель. — Нить с этой стороны — жизнь, нить по ту сторону — смерть, а на самом деле игла одна, и нить одна, и это выше жизни и смерти! Назови ткань материальной природой, назови нить шельтом, а иглу — монадой, и готова история воплощенной души. Этот мир, могучий и волшебный, боится умереть, как роженица — родить. Смерти нет, друзья мои!».


Дети арабов

«Я стиснул руки, стараясь удержать рвущееся прочь сознание. Кто-то сильный и решительный выбирался, выламывался из меня, как зверь из кустов. Я должен стать собой. Эта гигантская змея — мое настоящее тело. Чего же я медлю?! Радужное оперение дракона слепило меня. Я выкинул вперед когтистую лапу — и с грохотом рухнул, увлекая за собой столик и дорогой фарфор».