Фракийская книга мертвых - [3]
Спускался вечер. У входа в святилище шел импровизированный военный совет, когда я, не допущенная к священнодействию, заметила в спешке мчавшийся к нам микроавтобус. Из него выскочили несколько молодых людей в камуфляже и масках. Они мгновенно нас окружили и принялись оглушительно стрелять. Я упала, пребольно ударившись коленкой о камень, и это меня, видимо, спасло. Вжавшись в песок, смиренно пролежала еще некоторое время после того, как стихла пальба. Наконец рискнула подняться. Микроавтобус уже уехал, лишь его красный зад мелькал между холмами.
Они перебили весь наш отряд до последнего человека. Я напрасно искала раненых. Недоставало также тела Н.Б. В каком-то трансе я набрала номер местной полиции. Сотовая связь, как всегда почти в этой горной местности, не действовала. Между тем быстро темнело. Я должна успеть добраться до города и вызвать помощь. Когда выбралась, наконец, на шоссе, у меня подгибались ноги от усталости. Было совсем темно. Справа, у горизонта, красновато светилось небо над городом. Я ждала так долго, с такой сумятицей в голове… Наконец вдали замерцали огоньки приближающейся машины. Я отчаянно замахала, автомобиль встал. Дверца открылась. Рухнув на сиденье, крикнула:
— Скорее в город! Нужно вызвать полицию!
Флегматичный водитель ничего не ответил, но скорость прибавил. Под ровный гул мотора я моментально уснула, несмотря на ужасные впечатления этого вечера. Очнулась от резкого толчка. Мы стояли у светофора. Светились городские вывески. Я повернулась к водителю, чтобы спросить, где ближайший пост полиции, и обомлела: это был Борис. Кажется, у меня началась истерика. Я что-то кричала, стараясь со всей драматичностью изобразить происшедшее в лагере. Борис невозмутимо вел машину дальше, по узким ночным улицам. Когда, выдохшись, я замолчала, он преспокойно произнес:
— Тебе не стоит никуда обращаться. В полиции уже известно, что случилось на Черной горе. Твой сообщник, начальник экспедиции, рассказал, как вы из-за золота перестреляли весь персонал, после чего он, придя в себя, явился с повинной, а ты скрылась в неизвестном направлении. К сожалению, сам он, едва дав показания, скончался. Эти трагические события были в какой-то мере предопределены, поскольку давно известно, что над святилищем периодически клубятся ядовитые испарения, послужившие не раз причиной кровавых драм.
Я оцепенело смотрела на Бориса. Нет, человек не может так внезапно измениться.
— Мне очень жаль, правда, — он коснулся моей руки, и электрический разряд призывно пронзил позвоночник, замерев где-то внизу живота.
— Но это какой-то бред — голос у меня предательски ломался. — Я сама позвоню в посольство и расскажу всю правду. А ты… Если ты к этому причастен…
— Лидия, не надо плакать. Ты воспринимаешь все в неверном свете. Я не хочу причинить тебе боль. Погляди, вот здесь, в этом доме, поживешь некоторое время. Мой совет: не дергайся. Когда все уляжется, я позвоню, и мы решим, что предпринять дальше.
Машина стояла у подъезда двухэтажного блочного домика.
— Первый подъезд, четвертая квартира. Спросишь бабу Докию. Иди же.
Машинально я толкнула дверь. Нужно протянуть до утра, а там все выяснится. Но почему бы злодеям не прикончить и меня, последнего свидетеля, заодно с остальными? Хотя бы здесь, на темной лестнице, или в прихожей, пропахшей луком и едким запахом старости… В ответ на мой жалкий зов раздалось тяжелое пыхтенье, стук палки. Тускло вспыхнула лампочка. Массивная старуха загораживала проем.
— Ты это, будешь, значит, новая жилица? Ну, проходи, койку покажу. — Она говорила, сильно коверкая русские слова и источая густой аромат противорадикулитной мази.
Я легла на низкую кушетку. За стеной стонал телевизор. Мысли метались, как поднятая охотником дичь. Раз кто-то, не побоявшись международного скандала, убрал целую группу археологов, значит, мы действительно обнаружили что-то сенсационное. Или почти обнаружили. Теперь открытие сделает кто-то другой. А я вела себя как истеричка. Нужно вернуться в отель, забрать материалы экспедиции. Интересно, блефовал ли Борис, заявив, что убийцы подсунули полиции свою версию? Это легко узнать, позвонив туда самой. Но мой мобильник, отчаянно пискнув, потух: аккумулятор сел.
На другое утро меня ждал еще один удар: служащие отеля, делая вид, что я не то помешанная, не то предмет обстановки холла, решительно не допустили меня внутрь и не реагировали даже на попытку устроить скандал.
Вот ведь тупость… Оставила документы в номере. Там все вещи. У меня нет денег почти, наконец. Оглушительное чувство абсурдности и чудовищности происходящего нахлынуло и раздавило. Одним ударом судьба выбила и разметала все скрепы, на которых держалась моя жизнь. Так уже было однажды. Тогда я выжила, выкарабкалась вопреки всему, удерживаемая одной мыслью о маленьком сыне. Тогда было похуже. Им не удастся поставить меня на колени. Я стисну зубы и пойду вперед. Вот только куда? В российское посольство, в Бухарест, точнее, в Букурешты, от иллирийского корня bukur, красота, у которого в румынском есть производное bukurie, радость. Плохо, что в моей голове никак не удерживаются телефонные номера, что сдох мобильник, что не удосужилась, как следует, выучить румынский язык. В посольстве я объясню, как было на самом деле, и смогу, по крайней мере, вернуться домой.
«Иглу ведут стежок за стежком по ткани, — развивал свою идею учитель. — Нить с этой стороны — жизнь, нить по ту сторону — смерть, а на самом деле игла одна, и нить одна, и это выше жизни и смерти! Назови ткань материальной природой, назови нить шельтом, а иглу — монадой, и готова история воплощенной души. Этот мир, могучий и волшебный, боится умереть, как роженица — родить. Смерти нет, друзья мои!».
«Я стиснул руки, стараясь удержать рвущееся прочь сознание. Кто-то сильный и решительный выбирался, выламывался из меня, как зверь из кустов. Я должен стать собой. Эта гигантская змея — мое настоящее тело. Чего же я медлю?! Радужное оперение дракона слепило меня. Я выкинул вперед когтистую лапу — и с грохотом рухнул, увлекая за собой столик и дорогой фарфор».