Тень подобного сомнения тревожит сегодня всех, кто пробует осмыслить фотографическую практику, историю и их значение. Пронизывает она и опыты, собранные в этой книге. Одни из них, в частности эссе о Стиглице и Надаре, устремлены к созданию критического языка для изучения фотографии. Другие, как «Дискурсивные пространства фотографии», из теоретических соображений воздерживаются от вступления на эту территорию. Наконец, третьи, как «Фотография и сюрреализм», решительно отворачиваются от этой проблемы и открывают в фотографии аналитическое орудие для рассмотрения периодов в истории искусства, которые сопротивляются интеллектуальным подходам, не затронутым фотографической проблематикой, а именно – вопросами повторения, следа и индексального знака.
Какие бы результаты ни приносила последняя позиция в своей узкой области, насущный и очень широкий вопрос о статусе фотографического дискурса никуда не исчезает. Скорее поднимая его, чем давая ответ, эта антология призвана очертить участок, ограниченный с одной стороны эстетическими амбициями мастеров фотографии, а с другой – деконструкцией притязаний фотографии, с начала ХХ века стремящейся пробиться в элиту искусства. Этот участок, это стереографическое пространство представляет собой критический лабиринт.
Париж, 1983[244]
