Формы реальности. Очерки теоретической антропологии - [97]
Но в «Логике смысла» этот мир трансверсальных связей и глубин соотносится с поверхностью, на которой располагаются стоические эффекты смысла. Делёз говорит об отверстиях в теле, вокруг которых сосредоточены эрогенные зоны. Эти отверстия ведут в глубину, а разметка эрогенных зон — это своего рода поверхностная карта проекций из мира частичных объектов. Приведу фрагмент, уже процитированный мной в связи с Лаканом:
Эрогенные зоны вырезаются на поверхности тела вокруг отверстий, отмеченных слизистыми оболочками. Когда мы замечаем, что внутренние органы тоже могут стать эрогенными зонами, то это выглядит как следствие спонтанной топологии тела, согласно которой, как сказал Симондон по поводу мембран, «все содержимое внутреннего пространства топологически находится в контакте с содержимым внешнего пространства на пределах живого». Мало даже сказать, что эрогенные зоны вырезаны на поверхности. Последняя не предшествует им. Фактически каждая зона — это динамическое формирование поверхностного пространства вокруг сингулярности, заданной отверстием. <…> Каждая эрогенная зона неотделима: от одной или нескольких сингулярных точек; от сериального развития, определяемого вокруг сингулярности; от влечения, инвестирующего эту территорию; от частичного объекта, «спроецированного» на эту территорию в качестве объекта удовлетворения (образ); от наблюдателя или эго, связанного с этой территорией и испытывающего удовлетворение; от способа объединения с другими зонами. Вся поверхность целиком — продукт такого воссоединения…[504]
Поверхность конструируется проекцией частичных объектов на зоны, окружающие телесные отверстия, играющие роль сингулярностей, то есть некой неопределенной потенциальности разных виртуальных актуализаций. На поверхности разворачивается письмо, позволяющее возникнуть образу, с которым Эго наблюдателя может вступить в отношения идентификации или присвоения. Между зонами, почти как в мифе леви-строссовских шаманов, возникают связи, зоны объединяются или воссоединяются. Мы переходим от шизоидной глубинной неопределенности к определенности поверхностей и символизаций.
Такого рода модель очень удобна, так как позволяет перейти от молекулярности к молярности, от шизоидной глубины к параноидальной территории. Делёз в «Логике смысла» описывает не просто процесс становления «частичных поверхностей», но и процесс шизоидного этому сопротивления. Он описывает и генезис поверхностей из глубины с точки зрения «высоты»:
…высота странно реагирует на глубину. С точки зрения высоты кажется, что глубина выворачивается, ориентируется по-новому, развертывает себя: с высоты птичьего полета она всего лишь складка, которую можно более или менее легко разгладить, или, вернее, локальное отверстие, окаймленное поверхностью. Конечно же, фиксация или регрессия к шизоидной позиции вызывает сопротивление депрессивной позиции, направленное на то, чтобы поверхность не смогла сформироваться: тогда каждая зона усеивается тысячью отверстий, кои ее уничтожают, или, наоборот, тело без органов замыкается в полной глубине без границ и без внешнего. Более того, депрессивная позиция сама не выстраивает поверхности; скорее, она сталкивает в дыру любого, кто имеет неосторожность оказаться рядом с ней, — так было с Ницше, который обозрел поверхность с высоты шести тысяч футов, но лишь для того, чтобы кануть в уже отверстую бездну[505].
Я остановился на делёзовских рассуждениях о возможности проекции глубины на поверхность, так как мне кажется, что вплоть до начала совместной работы с Гваттари Делёз настойчиво возвращался к знакам, разметкам, поверхностям, картам потому, что погружение в бездну, лишенную поверхностей, представлялось ему погружением в зону немоты «ниже царства смысла», в промежутки между шумами. И он невольно останавливался перед бездной, поглотившей Ницше.
В совместных трудах с Гваттари этот ужас перед бездной исчезает и возникает устойчивый акцент на позитивность частичных объектов и шизоидной позиции. Делёза перестает пугать исчезновение «смысла» в классическом понимании. В «Тысяче плато» Делёз и Гваттари возвращаются к Прусту в контексте модели «поверхность/дыра». Здесь обсуждается вопрос о семиотике лица, редуцированного до элементарной схемы, где поверхность лица уподобляется стене, а глаза — дырам в стене. Такая модель лица, как пишут Делёз и Гваттари, направлена на конструирование деспотических означающих и связанной с ними доминантной субъективности:
Мы строим систему белая стена — черная дыра, или, скорее, запускаем такую абстрактную машину, которая должна обеспечивать и удостоверять как всемогущество означающего, так и автономию субъекта. Вас пришпилят на белой стене, воткнут в черную дыру. Такая машина называется машиной лицевости потому, что она является общественным производством лица, потому, что она осуществляет олицевление всего тела, всех его окрестностей и объектов, а также опейзаживание всего мира и всей среды. Детерриторизация тела предполагает ретерриторизацию на лице; декодирование тела предполагает сверхкодирование посредством лица…
