Философский постгуманизм - [26]
Какие еще движения связаны с постчеловеческим поворотом? Прежде чем сосредоточиться на философском постгуманизме, упомянем ряд таких движений. Объектно-ориентированная онтология (ООО), связанная с новым реализмом, спекулятивным реализмом и нечеловеческим поворотом, – область исследований, разделяющая с постгуманизмом пост-антропоцентрический поворот, хотя пост-антропоцентризм оценивается в ней иначе[106]. В части 3 этой книги, сосредоточенной на онтологии, мы не только проанализируем различия между постгуманизмом и ООО, но также погрузимся в постгуманистическую область нового материализма. Метагуманизм – недавний подход, пытающийся навести мосты между постгуманизмом и трансгуманизмом [Del Val, Sorgner, 2010]; его при этом не следует путать с «метачеловеком», термином, который впервые появился в 1980-х годах в контексте комиксов[107] и ролевых игр, где он обозначал супергероев и мутантов, а потом использовался, в частности, в контексте исследований культуры. Наконец, стоит отметить, что в академии получило определенное распространение понятие постгуманитарных наук, где оно было призвано подчеркнуть внутренний сдвиг (от «гуманитарных» наук к «постгуманитарным»[108]), позволяющий расширить исследования человека, охватив также и постчеловека. Но также понятие «постчеловечества» (posthumanities) означает будущие поколения существ, связанных с человеком как видом и с близкой сферой спекулятивного постгуманизма[109]. В последнее десятилетие появилось несколько других интересных терминов, таких как агуманная теория [MacCormack, 2012], ингуманная эпистемология [Hird, 2012], экологические гуманитарные науки [Neimanis et al., 2015], все они показывают богатство актуальных дискуссий[110]. В целом можно сказать, что постгуманизм сам по себе стал зонтичным термином, включающим разные, подчас противоречащие друг другу позиции, получившие развитие в эпоху, когда символические границы «человеческого» подверглись решительной критике.
Глава 10
Философский постгуманизм
ПРИШЛА ПОРА ЗАДАТЬ главный вопрос нашего исследования: что такое философский постгуманизм? Философский постгуманизм можно определить как пост-гуманизм, пост-антропоцентризм и пост-дуализм: три этих аспекта следует рассматривать вместе, то есть концепция, основанная на философском постгуманистическом подходе, должна обладать не только пост-гуманистической, но также пост-антропоцентрической и пост-дуалистической чувствительностью. Проясним каждый из этих терминов. Пост-гуманизм подразумевает понимание множественности человеческого опыта; человек в таком случае признается в качестве не одного, а многих, то есть людей, а это подрывает гуманистическую традицию, основанную на обобщенном, универсализированном подходе к человеку[111]. Пост-антропоцентризм указывает на децентрацию человека по отношению к нечеловеческому; он основан на понимании того, что человечество как вид занимало определенное место на иерархической шкале и обладало онтологической привилегией в подавляющем большинстве концепций человека, известных нам в истории. Пост-дуализм опирается на понимание того, что дуализм использовался в качестве жесткого способа определения идентичности, основанной на замкнутом понятии самости и актуализируемой в символических дихотомиях, таких как «мы/они», «друг/враг», «цивилизация/варварство» и т. д.[112]Как появилась программа столь существенного пересмотра человеческого? Или, говоря в целом, откуда взялся философский постгуманизм?
Существует много способов описать его генеалогические признаки. Один из них – восстановить хронологию рождения термина. Как мы отмечали в главе 2, постгуманизм можно возвести к его постмодернистской зародышевой стадии, то есть к термину, который был придуман Ихабом Хассаном [Hassan, 1977]. К концу 1990-х годов на основе феминистской рефлексии получил развитие специфический вариант постчеловеческого поворота, вскормленный гендерными исследованиями, исследованиями культуры и литературной критикой. Ключевым текстом, который привлек внимание академии к тому, что впоследствии получило название критического постгуманизма, стала работа «Как мы стали постлюдьми?» [Hayles, 1999], написанная Кэтрин Н. Хейлз в критическом феминистском ключе. Быстрое развитие критического постгуманизма сопровождалось волной культурного постгуманизма, ознаменовавшегося публикацией таких работ, как «Постчеловеческие тела» [Halberstam, Livingston, 1995], а также хрестоматией по культурной критике «Постгуманизм» [Badmington, 2000]. В десятилетие после 2000 года постгуманизм превратился в четко определенное философское направление, объединяющее в себе различные области знания, в частности гуманитарные и точные науки, а также экологические движения. Философский постгуманизм – это быстро развивающаяся область активной рефлексии, которая привлекает немало внимания как внутри академии, так и за ее пределами; но при этом его следует считать не однородным движением, а плюралистическим подходом, развиваемым связанными друг с другом направлениями. С одной стороны, постгуманистическая критика традиционных оппозиций, в частности живого и неживого, человеческого и нечеловеческого, мужского и женского, физического и виртуального, черного и белого, природы и культуры, дала толчок специфическому феминистскому подходу, получившему название новых материализмов
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Что такое событие?» — этот вопрос не так прост, каким кажется. Событие есть то, что «случается», что нельзя спланировать, предсказать, заранее оценить; то, что не укладывается в голову, застает врасплох, сколько ни готовься к нему. Событие является своего рода революцией, разрывающей историю, будь то история страны, история частной жизни или же история смысла. Событие не есть «что-то» определенное, оно не укладывается в категории времени, места, возможности, и тем важнее понять, что же это такое. Тема «события» становится одной из центральных тем в континентальной философии XX–XXI века, века, столь богатого событиями. Книга «Авантюра времени» одного из ведущих современных французских философов-феноменологов Клода Романо — своеобразное введение в его философию, которую сам автор называет «феноменологией события».
Книга Ирины Глущенко представляет собой культурологическое расследование. Автор приглашает читателя проверить наличие параллельных мотивов в трех произведениях, на первый взгляд не подлежащих сравнению: «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара (1938), «Дар» Владимира Набокова (1937) и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова (1938). Выявление скрытой общности в книгах красного командира Гражданской войны, аристократа-эмигранта и бывшего врача в белогвардейской армии позволяет уловить дух времени конца 1930-х годов.
Книга посвящена конструированию новой модели реальности, в основе которой лежит понятие нарративной онтологии. Это понятие подразумевает, что представления об истинном и ложном не играют основополагающей роли в жизни человека.Простые высказывания в пропозициональной логике могут быть истинными и ложными. Но содержание пропозициональной установки (например, «Я говорю, что…», «Я полагаю, что…» и т. д.), в соответствии с правилом Г. Фреге, не имеет истинностного значения. Таким образом, во фразе «Я говорю, что идет дождь» истинностным значением будет обладать только часть «Я говорю…».Отсюда первый закон нарративной онтологии: мы можем быть уверены только в том факте, что мы что-то говорим.
Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня».
Взаимоотношения человека и природы не так давно стали темой исследований профессиональных историков. Для современного специалиста экологическая история (environmental history) ассоциируется прежде всего с американской наукой. Тем интереснее представить читателю книгу «Природа и власть» Йоахима Радкау, профессора Билефельдского университета, впервые изданную на немецком языке в 2000 г. Это первая попытка немецкоговорящего автора интерпретировать всемирную историю окружающей среды. Й. Радкау в своей книге путешествует по самым разным эпохам и ландшафтам – от «водных республик» Венеции и Голландии до рисоводческих террас Китая и Бали, встречается с самыми разными фигурами – от первобытных охотников до современных специалистов по помощи странам третьего мира.