Философия свободы - [93]

Соотношение между правом собственности и правом на частную жизнь играло важную роль в некоторых судебных процессах. Поскольку частные лица не обладают правом собственности на общественное пространство, юридическая защита права на частную жизнь на основании права на собственность сводилась бы к утверждению, что право на частную жизнь не может быть нарушено в общественном пространстве. В известном процессе «Кац против Соединенных Штатов» (1967), где речь шла о том, может ли телефонная будка прослушиваться без судебного ордера, судья Верховного суда Поттер Стюарт заключил, что Четвертая поправка к Конституции «защищает человека, а не место», и то, что человек «пытается сохранить в тайне, находится под защитой конституции даже в месте, открытом для публики»[427]. Судья Верховного суда Джон Харлан согласился и добавил лишь, что должны быть выполнены два условия: «во-первых, человек должен продемонстрировать реальное (субъективное) желание оградить свою частную жизнь, а во-вторых, это желание должно иметь характер, который общество готово признать обоснованным». Тем самым право на частную жизнь отделено от права на собственность, однако этот прецедент не отвечает на вопрос о том, почему право на частную жизнь так важно для нас.

Джеймс Рейчелс утверждает, что в основе всех интересов, связанных с понятием частной жизни, лежит единая ценность[428]. Согласно Рейчелсу, эта ценность заключается в связи между способностью контролировать, кто имеет доступ к информации о нас, и способностью вступать в различные социальные отношения с другими людьми. Частная жизнь предполагает, что между нами и этими людьми сохраняется некая дистанция, которая позволяет нам строить более прочные связи. Мы формируем отношения, добровольно раскрывая другим людям различную информацию о себе, а также предоставляя другим людям доступ к себе на различных уровнях. Если бы вся информация о нас была в любой момент доступна каждому, не было бы никакой разницы между нашим возлюбленным, другом и любым незнакомым человеком. Все мы по-разному ведем себя в семье, с друзьями, коллегами, чиновниками и т. д. Есть вещи, которыми мы ни с кем не делимся. Какой-то информацией мы делимся с семьей и друзьями, которые вместе образуют среду, в которой мы можем практически отбросить всякое притворство. Есть вещи, которыми мы готовы поделиться с широкой общественностью. Границы между приватным и общественным у разных людей различны, и каждый человек до определенной степени должен сам решать, чем и с кем он готов делиться. В обществе тотального наблюдения мы теряем возможность регулировать это лично.

Можно сказать, что и анализ Рейчелса недостаточно глубок, поскольку самая важная связь – это наше отношение к самим себе. Право на частную жизнь опирается на представление, что все мы обладаем совершенно индивидуальной личностью. Частная жизнь является пространством, в котором индивид может размышлять, выражать свои мысли и отдыхать, что способствует развитию его личности. Частная жизнь – это сфера, в которой мы можем поступать в полном соответствии со своими желаниями, не опасаясь реакции других людей, за исключением тех, кому мы сами предоставили доступ к этой сфере. Далее, речь идет не только о сфере, где мы свободны от потенциального осуждения окружающих, но и о сфере, где мы свободны от любого наблюдения, а следовательно, можем ослабить контроль над собой, который мы практикуем, если знаем, что на нас смотрят. Определенные аспекты нашей жизни могут существовать лишь при условии, что мы полностью предоставлены самим себе. Дело не в том, что нам есть что скрывать, но в том, что у нас должно быть такое пространство, где мы вообще можем не думать о том, есть ли нам что скрывать.

Эрвинг Гоффман рассматривает наше «я» как набор ролей, которые мы играем в различных ситуациях для публики, состоящей из таких же людей, как мы[429]. Наше «я» складывается из ролей, которые мы выбираем, заучиваем, а затем играем для других. «Я» не является чем-то врожденным, но рождается в социальном взаимодействии со зрителями. Все презентации нашего «я» происходят в рамках социальных договоренностей, которые индивид – в основном – пытается соблюдать. Поэтому наше «я» непрерывно наблюдает само себя, чтобы убедиться, что роль разыгрывается правильно, и это самонаблюдение распространяется на все вплоть до мельчайших физических нюансов. Логичная критика концепции Гоффмана заключается в том, что он представляет «я» как непрерывную цепь социальных взаимодействий. «Я» у Гофмана представлено как пустая скорлупа, не имеющая содержания, полностью поглощенная разыгрыванием ролей, которые стратегически наиболее оправданы в различных ситуациях, а такой взгляд на человека представляет его слишком примитивным. Я склонен согласиться с такой критикой, но считаю, что он выдвинул несколько важных идей. Будучи социальными существами, мы играем друг перед другом роли и одновременно наблюдаем за собой, чтобы убедиться, что мы играем их правильно, с соблюдением социальных норм. Именно это описывает Т. С. Эллиот в «Любовной песне Дж. Альфреда Пруфрока» (1915) следующими словами: «prepare a face to meet the faces that you meet», «для встречи новых лиц создать себе лицо»