. Не следует слишком стремиться к материальным благам, поскольку это снижает уровень счастья. Нужно общаться с друзьями, быть женатым или иметь сожителя, а вот дети не способствуют увеличению счастья. Многие люди испытывают больше счастья на работе, нежели в любом другом аспекте своей жизни, и люди, которые работают больше, как правило, оказываются более счастливыми, чем люди, работающие мало. Женщины счастливее мужчин. Возраст тоже имеет значение: обычно самое счастливое время жизни приходится на возраст около 27 лет, а затем уровень счастья плавно опускается вплоть до минимума, наступающего в 69 лет, после чего наблюдается небольшое повышение. Жить лучше в стране, предоставляющей гражданам значительную индивидуальную свободу. Люди, интересующиеся состоянием дел в мире и уделяющие внимание тому, чтобы сделать мир лучше, ничуть не счастливее тех, кому нет дела до таких вопросов. Образование и чтение книг, как правило, не влияют на уровень счастья. Если использовать субъективное ощущение благополучия как общий стандарт, это даст нам некоторые подсказки по поводу того, куда именно следует подталкивать людей. На пол и возраст мы вряд ли можем повлиять, зато можно подталкивать людей к тому, чтобы они больше работали и вступали в брак. Должно быть, многие поддержали бы такое подталкивание. Но как быть с подталкиванием людей к тому, чтобы они не заводили детей? Или к тому, чтобы они не читали книг и не получали образования, поскольку это никак не влияет на уровень счастья, так что лучше было бы потратить это время на что-то другое, что способствует увеличению счастья? Подобное подталкивание едва ли встретило бы большую поддержку, хотя оно вроде бы тоже следует идее максимизации личного благополучия. Различные параметры, которые статистически повышают уровень субъективного благополучия, не всегда совпадают с тем, что все – или как минимум большинство – считают оптимальной жизнью. Мы могли бы вообразить себе жизнь, максимально соответствующую всем возможным критериям увеличения счастья, но эта жизнь может показаться нам не такой уж привлекательной. Кроме того, исследования показывают, чтó необходимо для счастья усредненному гражданину, однако такой усредненный гражданин не существует в реальности. Усредненный гражданин получит больше удовлетворения от совместной жизни, чем от большого количества денег, однако многие конкретные граждане предпочли бы деньги. Каждый человек сам должен определить, к какой категории он относится, исследователи не могут решить это за него. Таким образом, мы вынуждены отказаться от использования научного представления о счастье в качестве той нормы благосостояния, которую Талер и Санстейн неоднократно упоминают, но никак не конкретизируют в своих работах.
Может быть, нам помогут более объективные показатели, чем личное счастье – к примеру, здоровье, продолжительность жизни, экономическая стабильность и т. д.? Проблема в том, что разные люди по-разному расставляют приоритеты среди этих показателей благосостояния. Для одного важнее всего здоровье, другой предпочитает удовольствия, которые в долгосрочной перспективе приносят здоровью вред. Некоторые родители хотят, чтобы их дети ели как можно более здоровую пищу, другие считают, что детям полезнее всего есть то, что хочется. Даже утверждение, что яблоки полезнее пирожных не является нейтральным относительно предпочтений. Здесь авторам теории либертарианского патернализма полезно было бы вспомнить следующее высказывание Джона Стюарта Милля:
$$$«Каждому человеку присуще желание, чтобы другие люди поступали таким же образом, как он сам поступает, и все сочувственные ему люди имеют в этом отношении одинаковое с ним желание, – вот что в действительности руководит мнением людей касательно правил поведения. Конечно, люди не сознают, что их мнения о правилах поведения обусловливаются их личным вкусом; но, тем не менее, мы не можем не признать делом личного вкуса такие мнения, которые в подтверждение своей истинности не приводят никаких доводов, или же, вместо всяких доводов, ссылаются на то, что так думают и другие люди, тогда как это обстоятельство, что известное мнение разделяется многими людьми, нисколько не доказывает истинности мнения, а свидетельствует только, что известный вкус принадлежит не одному, а многим индивидуумам»[396].
Современный либерализм по большей части признает плюрализм ценностей, поскольку люди преследуют не просто различные, но зачастую противоречащие друг другу цели. Это справедливо не только для взаимоотношений между отдельными людьми и группами; такие конфликты зачастую происходят во внутреннем мире индивида, который не может отдать предпочтение одной из нескольких целей – например таких, как благосостояние, свобода и равенство, – одновременное достижение которых не всегда возможно, и которые не получается ранжировать относительно нейтральной шкалы. Талер и Санстейн в своих работах ни разу не ссылаются на обширную литературу, посвященную вопросу плюрализма ценностей, и придерживаются в этом вопросе строгого монизма, ставя во главу угла благосостояние индивида. Между тем плюрализм ценностей совместим только со слабой формой патернализма, не вмешивающейся в сферу человеческих предпочтений.
