Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью - [37]

Мои ответы остаются, по-моему, слишком функциональными. Я говорю, что субъект на онтологическом уровне – это точка, локальный момент истины. На феноменологическом уровне я утверждаю, что субъект – это функция ориентации конструирования субъективируемого тела. Это функциональные определения, которые сами остаются объективными. Теперь же нужно дойти до того, что материализует, выписывает, организует протокол истины, рассматриваемый на этот раз имманентно, то есть субъективируемый в качестве такового. В «Теории субъекта» я различал «субъективный процесс» и «субъективацию». Если использовать это различие, я скажу, что «Бытие и событие» и «Логики миров» содержат решающие соображения относительно «субъективного процесса», но «субъективация» остается неясной, поскольку трактуется исключительно негативно и в плане отличия. Субъективация – это то, как субъективируют изнутри протокола истины. Не хватает понимания того, что она собой представляет.

– Мы встретим в «Имманентности истин» новый формальный аппарат или же комбинацию формальных методов, которые Вы уже применяли?

– На данный момент я знаю только одно: потребуется провести формальное преобразование категории отрицания. Если субъективные протоколы истины слагаются из объединений индивидов или их включений, вопрос в том, как работает индивидуированное различие внутри протокола истины. Этот вопрос меня всегда интересовал. Возьмем простой пример. Два человека смотрят на картину. Здесь будет определенный элемент включения, обозначаемый аффектом, работой интеллекта, захваченностью взгляда картиной. Я занимаю, скорее, на точку зрения зрителя, а не творца, чтобы показать, что истина и в самом деле доступна для включения. Итак, тождественен ли этот акт субъективации, который представляет собой включение, у двух зрителей? Идет ли речь о тождестве или совместимости? Во всяком случае, нельзя сказать, что двойственность внутри этого опыта – а ведь в том же самом опыте может быть и миллион человек – доходит до того, что разрывает единство субъекта. Как это возможно? В немалой своей части скептицизм, покуда он распространяется на истины, коренится именно в такого рода опыте. Каждому – своя истина, – говорил Пиранделло! Тезис «Каждому – своя истина» предполагает, что никакой истины нет. В случае картины будет один-единственный объект, который по-разному преломляется в различных восприятиях.

Почему же это приводит к проблеме отрицания? Дело в том, что надо выяснить, каков тип отрицания, к которому отсылает это различие. Каждый видит картину по-своему, восприятие одного – не восприятие другого. Но что значит в данном случае само это «не»? То, что отделяет одно восприятие от другого и ведет к скептицизму, – это как раз идея, будто такое «не» является классическим отрицанием, то есть одно из восприятий может и должно быть контрадикторным другому.

– На какую теорию отрицания Вы собираетесь опереться, чтобы избежать этого скептического следствия обычного отрицания?

– На теорию паранепротиворечивого отрицания, то есть третий тип логики (после логики классической и интуиционистской), открытый бразильцем да Костой, в которой принцип противоречия не работает. То есть новый формальный аппарат, который будет постоянно использоваться в этом третьем томе, станет паранепротиворчивым отрицанием, которое в явном виде запрещает принцип непротиворечивости. Он позволяет противоречащим восприятиям, если речь идет об истине, сосуществовать друг с другом, не нарушая единства этой истины. Это интересует меня еще и потому, что внутри любви обнаруживается проблема того же рода, если допустить, в соответствии с моим тезисом, что для ее полного понимания нужно исходить из сосуществования женской позиции и мужской, то есть позиций, в определенных отношениях совершенно раздельных.

– То есть так мы снова приходим к проблеме отрицания. Возможно, она обнаруживается и в четырех условиях?

– Это так. То есть если основным формальным аппаратом «Бытия и события» была теория множеств и теорема Коэна, а «Логик миров» – теория пучков, то есть топологизация логики, то аппаратом третьего тома станет паранепротиворечивая логика, которая ведет к обширному обсуждению пределов принципа непротиворечивости.

Философия и передача

– Теперь я хотел бы поставить Вам более общий вопрос, который, несомненно, вернут нас к Платону. Нельзя ли сказать, что всякий философ отправляется от субъективного контакта с истиной, то есть, в каком-то смысле, своей личной точки встречи с истиной? И именно эту точку он пытается передать через свою философию. Но в то же время в глубине души он знает, что она является непередаваемой, поскольку это исключительно его личный контакт с истиной. Не этим ли объясняется то затруднение, с которым сталкивается Платон, когда пытается определить Идею Блага? Не рискуем ли мы прийти в этом пункте к невыразимому?

– Да, мы на самом деле приходим к пункту невыразимости. Это случается во многих философских построениях. Достигается точка, являющаяся предельной реальной точкой. Она, в соответствии с тем, что говорил Лакан, не поддается символизации. Например, Спиноза указывает на такую предельную точку, то есть на интеллектуальное созерцание Бога, но не представляет ее в реальном созерцании. Это доказывается тем, что лучшим приближением к ней является блаженство, испытываемое в математическом знании. Но математическое знание относится ко второму роду познания, а не к третьему. То есть созерцание предельной точки ускользает. Что касается Платона, он в «Государстве» специально заявляет, что может предложить лишь образ Блага, и больше ничего.