Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью - [33]

– Что касается математики, то, что я о ней говорю, нужно понимать, строго придерживаясь смысла сказанного. Математика – это мысль о множественном как таковом. Принципы порядка, которые она открывает, выводятся лишь из этого. В математики не больше порядка, чем в понятии чистой множественности, которое выдвигают на основе одной-единственной идеи – нечто является чему-то другому. Затем перечисляются следствия этой идеи, и они определяют то, что служит основанием для соответствующих аксиоматических решений. Я затратил много сил в «Бытии и событии» на то, чтобы прокомментировать все эти аксиомы одну за другой. Я комментирую все аксиомы теории множеств и показываю, к какому философскому пространству, к какому пространству мысли они относятся. Следовательно, математика – это просто тот факт, что сложность чистого бытия – это сложность, которую удается рационально схватить. Этот порядок – просто-напросто порядок сложности, предлагаемой нам чистым бытием в форме неупорядоченной множественности, множественности, которая не отсылает к первичным атомическим единствам.

– И последний вопрос: сталкивались ли Вы когда-нибудь в области Вашей математической мысли с возражениями или критикой, которые бы показались Вас обоснованными.

– Меня можно было бы упрекнуть, хотя это и редко делают, в моем выборе теории множеств с максимальной мощностью. Предлагаемый мной тип теории множеств – тот, который заходит настолько далеко, насколько он может идти, пока не встречает формальных противоречий, которые бы разрушили его аппарат мысли. И здесь уже содержится гипотеза о бытии. Речь идет о гипотезе, согласно которой, нам в нашей мысли о множественном не нужно вводить извне ограничения, налагаемые на нашу мысль. Этим, к примеру, очевидно предполагается «актуальное» существование бесконечных множественностей. Известно, что интуиционисты с этим не согласны, да и классическая математика была крайне осторожна в этом вопросе. Существуют ли очень большие кардинальные числа, гигантские множественности? В принципе, я считаю, что да, существуют. Я полагаю, что бытие в его многообразной возможности не должно ограничиваться указами, которые основываются лишь тем, что нашему эмпирическому созерцанию трудно поспевать за творческой силой понятий.

Те, кто говорят: «Бесконечное я не понимаю, поскольку необходимо, чтобы я оставался привязан к протоколу операций» или что-то другое в этом роде, или те, кто отказываются принимать кардинальные числа, превосходящие счетные числа, – это люди, которые, на самом деле, занимаются физикой: они меряют бытие ограничением их созерцания. Я думаю, что сила математики в том, чтобы никогда не позволять конечности нашего созерцания нас ограничивать. Если нет противоречия, нужно идти вперед! Конечно, эта точка зрения совершенно противоположна критической, кантовской, неокантианской, интуиционистской и т. д. традиции философии. Традиции, которая, по сути, всегда говорит: «Внимание, мы больше не можем идти дальше, чем созерцание, которое сопровождает наш опыт». Верно то, что вы можете иметь совершенно рациональное определение измеримого или невыразимого кардинального числа, но вы всегда можете захотеть иметь его созерцание!

Философ может и должен любить этот математический мир, в котором понятие настолько чисто и сильно, что делает созерцание посмешищем. Отсюда открытие в Древней Греции иррациональных чисел, которыми высмеивалось банальное понимание того, что такое число. Подобная суверенность понятия – что-то вроде математического, то есть онтологического, образа того, что Платон называет Идеей.

Философия

После «Бытия и события» – «Логики миров» и «Имманентность истины»

– Перейдем теперь к вопросу познания и, соответственно, философии. Я хотел бы сделать это, начав с радости, радости познания, которая для Вас, впрочем, оказывается привязанной к условию науки. Можно вспомнить о созерцательной жизни у Аристотеля или о блаженстве у Спинозы. Но я отметил бы то, что Вы не используете термин «радость» в своем анализе состояния любви.

– Фигура любви, как мы уже говорили, является одной из процедур истины. Я считаю, что есть особая форма положительного аффекта, связанная с этим протоколом познания на двоих, этим видением мира с точки зрения двоих, коим и является любовь. Вообще, что касается аффектов, связанных с процедурами истины, я решил, что надо говорить об энтузиазме в случае политики, радости – научного познания, удовольствия – искусства и счастья – любви. Верно то, что я не описал их, не разработал феноменологии этих аффектов. Возможно, я исправлю это упущение, если мне удастся написать третий том книги с общим названием «Бытие и событие» – «Имманентность истин». Это будет книга обо всем том, что происходит для определенного индивида, когда он подключается к процедуре истины, когда он захвачен Идеей. Мне надо будет рассмотреть новые вопросы, в частности различия аффектов: счастье не является удовольствием, а удовольствие – радостью.

– Хотелось бы побольше узнать об этом запланированном Вами произведении – «Имманентности истин».

– Давайте сначала определим общую картину. Ее можно описать достаточно просто. В «Бытии и событии», которое можно считать первой частью конструкции, состоящей из трех этапов, в основном, рассматривается вопрос бытия. Что такое бытие, бытие как бытие, как говорит Аристотель? Какие есть способы и пути его познания? Мой онтологический тезис состоит в том, что бытие как бытие – это чистая множественность, то есть множественность, не состоящая из атомов. Бытие, очевидно, состоит из элементов, однако эти элементы – сами множественности, которые составлены из множественностей. И все же мы приходим к определенной конечной точке, которая, впрочем, никакое не Единое, которое было бы обязательно атомом, а пустота. Таков мой тезис о бытии. Что касается познания бытия, мое предложение – отождествить онтологию, то есть дискурс о бытии, с математикой. С другой стороны, в «Бытии и времени» параллельно развивается теория истин, то есть формальная теория истин: истины, как и все остальное, являются множественностями; речь о том, какими именно. То есть в книге рассматривается одновременно теория бытия и теория истин – и все это в рамках теории чистого множественного.