Философия и событие. Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью - [22]

Эти вопросы интересуют меня по онтологическим, в определенном смысле, причинам: они возникают внутри отношения между множественностью как фундаментальным термином онтологии, событием как термином, относящимся, напротив, к чистой единичности, и истинами, которые являются множественными и при этом каждая из них абсолютно единична. Искусство ставит эти вопросы совершенно по-особому из-за своей странной множественности, основание которой довольно трудно раскрыть. Недостаточно связать эту особость с множественностью чувств. В действительности, ни один принцип классификации не исчерпывает ее.

Второй момент заключается в том, что искусство в самом своем сердце содержит вопрос об отношении бытия к явлению. Художественный эффект – полностью в чувственном: это то, что мы видим или слышим. То есть мы находимся в порядке явления, того, что является. И, однако же, мы испытываем чувство, что здесь присутствует нечто существенное, едва прикрытое. Если использовать мой жаргон, я бы сказал, что здесь налицо отношение между онтологией и логикой. Во всяком случае, этот вопрос является для философии проблемой с самого ее начала. Так, недоверие Платона по отношению к подражательным искусствам – лишь одна из сторон его недоверия к явлению. И наоборот, для Гегеля искусство – это чувственная форма Идеи: это типичный диалектический пример почти телесного присутствия самой абсолютной Идеи.

– Однако разве искусство не укоренено всегда в отдельных культурах? А философия никогда не должна терять из виду универсальное.

– Третья причина, по которой искусство интересует философию (особенно мою, раз уж мы о ней говорим), связана с отношением к универсальному. Это крайне сложный вопрос. Из всех различных процедур искусство, несомненно, в наибольшей степени вовлечено в многообразие культур, языков, историчностей. Стихотворение всегда пишется на каком-то частном языке. Искусство, к тому же, смешано с религией и ее историями, с культурными единичными образованиями. Существует ли первые или первичные искусства? Существует ли одна история искусства или много? Есть ли и в самом деле отношения между западным искусством и китайским? Эти вопросы связаны с отношением искусства к антропологии, культурам, уникальным человеческим формам. Поэтому достаточно сложно определить, в чем коренится универсальность искусства.

Итак, повторим: искусство ставит перед философскими понятиями вопросы на трех уровнях. Множественность: существуют многие искусства, и это особенно поразительно. Отношение между бытием и явлением: искусство – это форма истины, в наибольшей степени вовлеченная в чувственное. Наконец, вопрос отношений между универсальностью и относительностью. Сегодня стало обычным делом представлять искусство, понимаемое в горизонте его неизгладимой культурной множественности, в качестве вызова универсальности. Существует ли «большое Искусство», противопоставленное популярным искусствам? Вот вопрос, решить который довольно сложно. Этим объясняется, почему искусство является одним из корней современного релятивизма.

Событие и художественный субъект

– Мы знаем, что для Вас все начинается с события. Так что же такое художественное событие?

– Художественные события – это крупные изменения, которые почти всегда затрагивают вопрос о том, что имеет ценность формы, а что не имеет. История искусства, особенно западного, – это история постепенного включения в область формы вещей, которые ранее считались бесформенными, искаженными, чуждыми миру формы. Примером может быть движение к абстракции в живописи или к модификации тональности в музыке. Художественное событие – это всегда приход к форме или развитие в качестве формы области, которая ранее считалась уклоняющейся от искусства. То есть происходит создание области формы, ранее не воспринимаемой или отрицаемой. Меня поражает тот факт, что расширение формальных ресурсов составляет центр крупных художественных событиях – идет ли речь об изобретении атональной музыки Шёнбергом, появлении возможности нефигуративной живописи или же – вместе с Гайдном и Моцартом – классической музыки в ее тональной фигуре, которая господствовала на протяжении всего XVIII века. Художественное событие обозначается пришествием новых форм.

– Согласен. Но что же тогда представляет собой художественный субъект? Это художник-новатор, способный на порождение события?

– Это несколько более тонкий вопрос. Классически, считается, что субъект – создатель. Это фигура Художника, апогей которой приходится на романтизм. Можно с удивлением заметить, что еще в XVIII веке музыканты – это ремесленники, почти фабриканты. В творчестве чувствуется даже определенный коллективный момент. Такой человек, как Бах, представляет себя не в качестве гениального творца в смысле XIX века, а как добросовестного ремесленника. Пришествие художественного субъекта отчасти совпадает с рождением романтизма. Его первые канонические фигуры – Бетховен и Шуман. В этот момент в музыке, как и в живописи, ощущается появление более одиноких и обособленных фигур.

Я же предлагаю полностью перевернуть эту точку зрения. В действительности, художник – это субъект лишь в совершенно эмпирическом смысле, то есть в том, что он – производитель произведения. Но интересно определить, где субъект находится в произведении, а не где он в своем источнике или процессе его порождения. Я предлагаю считать, что субъект, задаваемый в искусстве художественным событием, – это именно система произведений. Художественный субъект состоит из произведений или групп произведений. Взять пример музыкального переворота, произошедшего на заре XX века. Субъект, то есть то, что изменяет музыкальную субъективность слушателя, составляется здесь системой произведений. Я предложил термин «конфигурация» для обозначения того, что произведения, то есть не одно произведение, а система, конфигурируют новую субъективность.