Фестиан-мученик - [3]

Лаврентий. Попробую.

2.

В привратницкой.

Лаврентий. Можно вопрос, брат привратник?

Петр. Вопрос?

Лаврентий. Справку.

Петр. Я только отпираю и запираю.

Лаврентий. Но ты знаешь, кто проходит, а кто нет. Твою память все хвалят. Ходит даже поговорка…

Петр (шутливо). И на небе есть злые языки!

Лаврентий. …что в твоей голове соединились рай и ад.

Петр. Уж и не знаю, как это расценивать.

Лаврентий. Как свидетельство уважения и восхищения.

Петр. Да? Что-то не верится. Ко мне чаще с усмешкой приходят.

Лаврентий. С усмешкой?

Петр. Все из-за петуха.

Лаврентий (испуганно). Об этом я не подумал!

Петр. В открытую, у всех на глазах! И это наглое «кукареку!» и наглая ухмылка в ответ — во всех деревнях меня каждый день поминают. Да еще эти вертушки флюгера — чуть ветер дунет, они и звенят: «Петр, Петр».

Лаврентий. Это только к твоей чести. А наши грехи — они как кроты.

Петр.(с благодарностью). Можно и так посмотреть.

Лаврентий. Только так.

Петр. Прости, я легко срываюсь.

Лаврентий. Просить, прощать… Не след нам меняться ролями.

Петр. Ты о ком-то хотел спросить?

Лаврентий. А разве это что-то необычное?

Петр. До сих пор меня никто ни разу не спрашивал.

Лаврентий. Ни разу?

Петр. Тебя это удивляет?

Лаврентий. Да. Впрочем, нет.

Петр. Ведь наше бытие здесь — не просто местопребывание, а созерцание. Созерцание же притупляет память.

Лаврентий. Это звучит почти как упрек. Но ко мне он не относится. Видишь того бедолагу?

Петр. Что отвернул лицо? А почему он сам не спросит?

Лаврентий. Робок слишком.

Петр. В раю-то?

Лаврентий. Видишь — мнется. Будь в небесах мышиная норка, он бы сейчас в нее юркнул.

Петр. Первый, кто пришел с вопросом. Правда, за него спрашиваешь ты… Ну, да уж ладно.

Лаврентий. Он так трусит — прямо разозлиться впору.

Петр (отечески). Неужто гневливому Петру придется укорять тебя в гневливости?

Лаврентий. Боюсь, он вообще ни разу не отважился глаза поднять. Как же он сможет забыть земное, если смотрит все время в землю? Дурная черта!

Петр. Не будем возноситься над ним. Поможем ему.

Лаврентий. Ты прав.

Петр. Фестиан, мученик из Рима. Растерзан дикими зверями.

Лаврентий. Нет, какая память!

Петр. Один из праведников, что водился почти исключительно с грешниками.

Лаврентий. Подозреваю, что он этого так и не осознал.

Петр. Конечно. В своем неведении греха он был близок к тому, чтобы сделать этих грешников праведниками. Вот только умер рановато.

Лаврентий. По этим-то грешникам он и скучает.

Петр. Фаустин, Фаустнна, Сальпиций…

Лаврентий. Октавия, София, Тит. Я с трудом запомнил имена, а у тебя они все в голове.

Петр. И другие тоже.

Лаврентий. Он говорил еще о посетителях харчевни, матросах, канатных плясуньях. Но для начала ограничимся названными именами.

Петр. С именами или без имен — тут все едино.

Лаврентий. Что — едино?

Петр. Взгляни на эти дебри колючего кустарника у ворот…

Лаврентий. Знаю я их.

Петр. За ними спускается вниз торная дорога.

Лаврентий. А потом?

Петр. Она ведет еще дальше.

Лаврентий. Так они — там?

Петр. Там.

Лаврентий (со вздохом). Так я и думал.

Петр. А он? Что он думает?

Лаврентий. Видишь — мнется. Такой уж характер.

Петр. Не сердись на него. Подумай лучше, как его утешить.

Лаврентий (задумчиво). Да, для обретения уверенности прийти в такое жуткое место…

Петр. Как на ночлег, без которого не обойтись.

Лаврентий. С шакалами и скорпионами. А что будет утром?

Петр. А утром станет видно, как близко утешение: сияющий град и распахнутые врата.

Лаврентий. Тебе видней. (Зовет.) Фестиан!

Петр. Иди к нему. То уже не моя забота.

Лаврентий (удаляясь). Фестиан!

Петр. Я только отпираю и запираю.

Пауза.

Открытая местность.

Лаврентий. Фестиан…

Фестиан. Запыхался, брат мой?

Лаврентий. Я вдруг потерял тебя из виду.

Фестиан. Прости. Я взял и ушел.

Лаврентий. Наша беседа слишком затянулась?

Фестиан. Я видел, как вы разговаривали, видел, что тебе был дан ответ. Я испугался этого ответа и убежал.

Лаврентий. Робок, как всегда!

Фестиан. Я заметил, что можно выглянуть в открытые ворота, и попытался снова увидеть все таким, каким я это увидел, когда прибыл сюда. Слева — колючие дебри, справа — мрачное ущелье. Я ничего не мог припомнить, меня дрожь прохватила — это от ландшафта или от ответа?

Лаврентий. Ландшафт этот, Фестиан, и есть ответ.

Фестиан. И от него дрожь прохватывает?

Лаврентий. Он сказал…

Фестиан (просительным тоном). Начнем с Фаустина!

Лаврентий. Нет. Ни о ком конкретно речи не шло.

Фестиан. Ни о ком?

Лаврентий. Он говорил вообще.

Фестиан. Только вообще?

Лаврентий. Не входя в частности…

Фестиан. Значит, я был прав, когда убежал…

Лаврентий. «Взгляни на эти дебри колючего кустарника у ворот. За ними торная дорога, она спускается вниз».

Фестиан. И это значит…

Лаврентий (подавленным тоном). Да, то самое и значит.

Фестиан. Он так и сказал?

Лаврентий. Именно так.

Фестиан. Странно, однако.

Лаврентий. У всех у них наверняка были для этого основания.

Фестиан. Нет, я имею в виду — как он это сказал.

Лаврентий. О колючих дебрях у ворот?

Фестиан. О торной дороге, ведущей вниз.

Лаврентий. Это чтобы избежать того слова.

Фестиан. И все-таки странно.

Лаврентий. Это всего лишь образ.

Фестиан (помолчав). А для меня это звучит как указание пути…