Феникс - [3]

Шрифт
Интервал

Ты сдернул полотенце – сухое, мохнатое, с пышным фиолетово-красным в крупную нитку узором, ты громко сказал:

– Или наоборот, хочешь поразить оригинальностью и начинаешь лгать. Но я не лгу, Магда, я действительно Король.

Громко сказал ты, прижимая полотенце к лицу. Ты слышал, как Магда звенела чашками о блюдца. Эти тонкие стены.

– А не-Короля я бы и не пустила. В двенадцать-то ночи, – засмеялась она.

Где Магда? Ты все еще не видишь ее, вытирая свое тело. Один среди запотевшего, с трещинками, кафеля. Но она совсем близко.

Магда. Голос дикий и чистый, как типчак. Глубокий. Скользящее пространство голоса Магды. Говорящее тело Магды. Зовущая тебя Магда. Ветвь ее голоса. Клейкие острые листья. Зелень звенящая. Магда. Магда. "Моя девочка… моя принцесса… моя королева".

– Государь, вы скоро? Тут китайский фарфор, бронзовый чай. Скоро ты там, в самом деле?

Нетерпеливость. Уздечка. Факел. Сейчас, Магда, сейчас. Этот пронзительно чистый голос. Ты слышишь кровь в своем теле. Ее голос в твоих аортах распускается, как портвейн.

– Но я действительно Король, Магда. Просто время такое, не коней…

– Что? Громче, не слышно.

– Время такое – лакеев, прагматиков, олухов и активных лжецов. Но я Король.

– Я представляю сейчас твое лицо под полотенцем. Мне кажется, что усмешка горька. Иди лучше пить чай.

Все. Открыть и выйти. Потушен свет. Ночь, Король, ночь. И солнце. О Господи, неужели же Магда? Или это бессмертное полотно Рембрандта? Магда, выступающая из тьмы, подобно унизанной огнями святого Эльма четырехмачтовой каравелле.

– Я зажгла свечи, – сказала она тихо.

– Это ты, Магда?

– Я.

Свет падал и дрожал, теряясь в бесчисленных складках пышной юбки цвета умбры. И, словно в хрустальном бокале, свет поднимался вновь в высоком отрезном лифе. Широкие рукава с разрезами, сквозь которые просматривалась голубая батистовая рубашка, придавали Магде сходство одновременно и с парусником, и с ночной бабочкой. Глубокий вырез декольте окаймлял широкий кружевной воротник. Нитка жемчуга словно подчеркивала нежность шеи. Взгляд Магды блестел, был слегка влажен. Мгновение она оставалась неподвижной. Щеки ее зарумянились.

– Тебе нравится мой наряд? – она рассмеялась, повернулась легко, опережая тяжелую парчовую юбку и обнажая тончайшей кожи туфельки с небольшой розеткой на подъеме. Огни свечей качнулись и задрожали.

– Смотри, это настоящее венецианское кружево, старое, но чистое, – она подняла манжету. – А это лионский шелк. Правда, хорошо сохранился?

"Магда, Магда, только не надо кружиться. Умоляю. Гипноз твоих взглядов и плавные жесты этого колдовского наряда. Я могу умереть. Умереть – вот счастье. Господи, в парчу этих взглядов мне заворачивать сердце, чтобы отнять… Магда, Магда– плеск волны. Где я и кто?"

НЕ СОН. НЕ СОН.

– Магда.

Ее усмешка, блики усмешки, ворожба, шепот:

– Пей чай, пей чай…

– Да, да, надо пить чай.

Она рассмеялась:

– Осторожнее, не разбей, это же то-тай.

– Что?

– "Бестелесный" танский фарфор. О Король, нельзя же быть таким неуклюжим.

Она опять рассмеялась:

– Да пей же, не бойся, ну что ты как истукан. Видишь, здесь вот рисунок – пять летучих мышей – это пожелание тебе пяти счастий: богатства, любви, долголетия, счастливой жизни и естественного конца. Пей, мой Король, будь счастлив, и прежде всего в любви.

Этот голос. Магда, Магда. Она наливает розовый чай из четырехгранной чайницы, а ты все не веришь, не веришь. Но почему? Да, это комната Магды, твоей Королевы. Украдкой ты трогаешь на столе какую-то штучку из слоновой, по-видимому, кости, инкрустированную золотом и перламутром. Да, ты не знаешь, зачем эта штучка и как она называется, но ты же трогаешь ее – холодную и изящную, и, значит, она существует на самом деле.

– Это табакерка, рокайль.

– Мм-м.

– Пей, Король, пей. Хочешь, я что-нибудь тебе почитаю? – пряча улыбку, она взяла книгу в красивом переплете, в бархатном футляре с серебряными застежками.

Надо верить, надо верить. Не надо, не надо ни о чем спрашивать Магду.

Ее чистый и дальний голос:

– В полночь и в полночь…

– Магда.

– Что?

– Откуда у тебя все эти вещи, Магда? Это платье, сервиз, подсвечники, шкатулки?

Вздрогнуло пламя свечи.

– Ты задаешь странные вопросы, Король.

Она начинает опять после паузы. Вращается медленный часослов.

– В полночь и в полночь…

Молчи, Король, молчи, слушай.

– Но все же, Магда?

Захлопнулась книга, защелкнулись серебряные застежки.

– Ты что, все еще видишь меня на овощной базе, среди пыльной мешковины и гнилья? Очнись, ты что – еще с ящиками? Зачем ты приехал тогда? Кто-то строит себе зеркальные комнаты иллюзий, но мне этого не надо. ты же видишь, что это все настоящее.

– Да нет, Магда, я совсем не думал о базе, и я там даже сегодня и не был, просто…

Шурша юбками, поднимается Магда. Значит, сон? Она подходит к тебе близко-близко. Этот тонкий аромат сливы, что зацветает где-то еще под снегом, в конце февраля. Эта смерть.

– Просто. Эх ты. Король….

Но туннель! Запах жженой резины и низкий прижимающий потолок. Кто-то строит себе зеркальные комнаты иллюзий, но и тебе этого не надо. Туннель был! Там, в прихожей валяется куртка в мазуте.

– Но я действительно Король!


Еще от автора Андрей Станиславович Бычков
Голова Брана

«Он зашел в Мак’Доналдс и взял себе гамбургер, испытывая странное наслаждение от того, какое здесь все бездарное, серое и грязное только слегка. Он вдруг представил себя котом, обычным котом, который жил и будет жить здесь годами, иногда находя по углам или слизывая с пола раздавленные остатки еды.».


Тапирчик

«А те-то были не дураки и знали, что если расскажут, как они летают, то им крышка. Потому как никто никому никогда не должен рассказывать своих снов. И они, хоть и пьяны были в дым, эти профессора, а все равно защита у них работала. А иначе как они могли бы стать профессорами-то без защиты?».


Твое лекарство

«Признаться, меня давно мучили все эти тайные вопросы жизни души, что для делового человека, наверное, покажется достаточно смешно и нелепо. Запутываясь, однако, все более и более и в своей судьбе, я стал раздумывать об этом все чаще.».


Вот мы и встретились

«Знаешь, в чем-то я подобна тебе. Так же, как и ты, я держу руки и ноги, когда сижу. Так же, как и ты, дышу. Так же, как и ты, я усмехаюсь, когда мне подают какой-то странный знак или начинают впаривать...».


Мат и интеллигенция

«– Плохой ты интеллигент, посредственный, если даже матом не можешь.».


Ночная радуга

«Легкая, я научу тебя любить ветер, а сама исчезну как дым. Ты дашь мне деньги, а я их потрачу, а ты дашь еще. А я все буду курить и болтать ногой – кач, кач… Слушай, вот однажды был ветер, и он разносил семена желаний…».


Рекомендуем почитать
Пьесы

Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.


Полное лукошко звезд

Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.


Опекун

Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.


Бетонная серьга

Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.


Искушение Флориана

Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.


Ещё поживём

Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.


Имя

«Музыка была классическая, добросовестная, чистая, слегка грустная, но чистая, классическая. Он попытался вспомнить имя композитора и не смог, это было и мучительно, и сладостно одновременно, словно с усилием, которому он подвергал свою память, музыка проникала еще и еще, на глубину, к тому затрудненному наслаждению, которое, может быть, в силу своей затрудненности только и является истинным. Но не смог.».


Б.О.Г.

«Так он и лежал в одном ботинке на кровати, так он и кричал: „Не хочу больше здесь жить! Лежать не хочу, стоять, сидеть! Есть не хочу! Работать-то уж и тем более! В гости не хочу ходить! Надоело все, оскомину набило! Одно и то же, одно и то же…“ А ему надо было всего-то навсего надеть второй носок и поверх свой старый ботинок и отправиться в гости к Пуринштейну, чтобы продолжить разговор о структуре, о том, как вставляться в структуру, как находить в ней пустые места и незаметно прорастать оттуда кристаллами, транслирующими порядок своей и только своей индивидуальности.».


П-ц постмодернизму

«...и стал подклеивать другой, что-то там про байдарку, но все вместе, подставленное одно к другому, получалось довольно нелепо, если не сказать – дико, разные ритмы, разные скорости и краски, второй образ более дробный, узкий и выплывающий, а первый – про женщину – статичный, объемный, и на фоне второго, несмотря на свою стереоскопичность, все же слишком громоздкий.».


Черный доктор

«Он взял кольцо, и с изнанки золото было нежное, потрогать языком и усмехнуться, несвобода должна быть золотой. Узкое холодное поперек языка… Кольцо купили в салоне. Новобрачный Алексей, новобрачная Анастасия. Фата, фата, фата, фата моргана, фиолетовая, газовая.».