Федька с бывшей Воздвиженки - [4]

Шрифт
Интервал

— Чудненько, чудненько, — проговорила Катерина Ивановна, закрыла кастрюлю, вытерла руки о фартук и приблизилась к Ирине Михайловне.

Ирина Михайловна вылила воду в корыто. Пар облаком метнулся кверху.

— Господи! — воскликнула она и отскочила от скамьи. На пол полилась вода. Через полминуты лужа растеклась по кухне и подобралась к кафельной плите. Ирина Михайловна выжала мокрую тряпку над ведром, дотянулась до корыта и приподняла Федькины ковбойки. Катерина Ивановна всплеснула руками и уронила ладони на упругие матовые щеки.

— Ай-яй-яй! Как же это случилось? — она вытянула мизинец в сторону корыта, на дне которого зияла рваная дыра величиною с кулак. — Говорила я управдому, чтобы в фонаре заделали крышу железом. И потом, голубушка Ирина Михайловна, корыто лучше вешать на стену. Кстати, когда вы мне его вернете?

— Сегодня вечером, — ответила Ирина Михайловна и нагнулась. Выжатая тряпка прильнула к мокрому полу, будто торопилась впитать в себя пролитую воду.

— Но только в целом виде. Алексей Егорович едет в командировку, и я должна до его отъезда выстирать ему нижнее белье.

— Разумеется, в целом виде, — ответила Ирина Михайловна, стараясь скрыть накипавшее в ней раздражение.

— Да, но где же вы достанете корыто? — задумчиво размышляла вслух Катерина Ивановна. — Конечно, я могла бы и подождать...

— Нет-нет, — поспешно ответила Ирина Михайловна. — Раз я обещала вам вернуть корыто сегодня, я верну. — Очень не хотелось одалживаться Ирине Михайловне у педантичной соседки. Она бросила тряпку в ведро и пошла к себе.

— Федька, вставай! — Ирина Михайловна сбросила с сына одеяло. Федька подобрал колени к подбородку и что-то пробормотал во сне.

Ирина Михайловна подперла ладонью щеку и молча смотрела на Федьку. Думала она о том, что корыто достать негде, что кушетку починить некому, что Катерина Ивановна обладает талантом испортить человеку настроение деликатным обхождением. Потом мысли ушли куда-то в сторону. Она вспомнила, что муж обещал приехать в отпуск, а сам не пишет целый месяц — не случилось ли с ним что-нибудь. Она постаралась отогнать от себя мрачные мысли и пошла на кухню.

Но и на кухне Ирина Михайловна продолжала думать о Федькином отце. Она поставила на керосинку сковородку и не смотрела в сторону Катерины Ивановны, резавшей луковицу на деревянной доске и вытиравшей сгибом руки слезы с глаз. И чего он так надолго замолчал? — думала Ирина Михайловна. Все должно быть хорошо. И все-таки Волховский фронт. Пускай ломаются ножки у всех кушеток, пускай корыта пробивают камни. Лишь бы жив остался самый любимый — после Федьки — человек.

Ирина Михайловна прикрутила керосинку и взяла из стенного шкафа бутылку с подсолнечным маслом. Масла осталось мало. На донышке выпал беловатый осадок. Она вылила остатки на сковородку и высыпала на шипящую поверхность нарезанную соломкой картошку...

А Федька в это время, надев старые сандалии со стоптанными задниками, рылся в шкафу. Он перебрал несколько заготовок для рукавиц. Заготовки мать получала на заводе, чтобы заработать немного денег. Она прострачивала их на зингеровской машинке по три десятка за вечер. И каждый раз вспоминала бабушку, которая жила в Баку и прислала ей эту машинку. Матери предлагали жуткие тысячи за машинку. Но она ее не продавала. Потому что швейную машинку бабушке передала другая бабушка.

В поисках Федьки не было никакой цели. Просто ему не хотелось идти умываться — вот он и тянул время. Под руки ему попалась вязаная шапка, которую мать почти довязала. Он отложил шапку в сторону.

— Федька, — Ирина Михайловна распахнула дверь. — Что ты там делаешь? В школу опоздаешь.

— Ма, — сказал Федька, — померь-ка свою шапку. — Федька протянул Ирине Михайловне недовязанную шапку.

— Ну какой ты у меня безалаберный балбесик. — Ирина Михайловна взяла шапку и ловко натянула на волосы. Она посмотрела в зеркало, повернулась к Федьке:

— Ну как? — спросила она.

— Какая ты у меня, — сказал восхищенно Федька.

Ирина Михайловна рассмеялась.

— Помнишь, как семь лет назад ты просыпался утром и спрашивал: «Что обозначает мама? Мама обозначает друзья Федьки». Живо мыться!..

Федька фыркал в ванной и обливался холодной водою по пояс. Так ему посоветовал в последнем письме отец. Ирина Михайловна мешала ножом картошку, когда раздались четыре звонка у входной двери. В коридор с вытаращенными глазами влетел Герка Полищук. Он хотя и бежал всего лишь с третьего этажа, все-таки успел запыхаться от избытка желания выплеснуть на чью-нибудь голову ошеломляющую новость.

Герка сорвал с головы шапку и крикнул:

— Здрасьте! Бомба упала!

— Какая бомба? — удивилась Ирина Михайловна.

— Фугаска, чес слово.

— На Воздвиженке? — Ирина Михайловна по старой привычке называла улицу Коминтерна Воздвиженкой.

— Почти. Прямо у наших ворот. Асфальт разбила вдребезги.

— У вас сковородка подгорит, — Катерина Ивановна вышла из кухни. — Что ты там придумал на этот раз, Герман? Я не слышала взрыва...

— В том-то и дело, что не взорвалась, — ответил Герка. — Большой Кисловский перегородили и никого не пускают. Может, в школу с Федькой не поедем? — со слабой надеждой предположил Герка и шмыгнул носом. Понимала бы эта кикимора в бомбах. Просто не сработал взрыватель.


Еще от автора Альфред Михайлович Солянов

Житие колокольного литца

Новый мир. — 1996. — №8. — С.149-159. Альфред Михайлович Солянов родился в 1930 году. Закончил философский факультет МГУ. Живет в Москве. Автор повести «Федька с бывшей Воздвиженки», опубликованной в 1974 году издательством «Молодая гвардия», и поэтического сборника «Серега-неудачник» (1995). Публиковал переводы стихов и прозы с немецкого и английского языков, в частности У. Теккерея, Р. М. Рильке, Г. Мейринка. Известен как бард — исполнитель авторской песни. Первая публикация в «Новом мире» — очерк «Как мы с дядей писали повесть о Варшавском восстании» (1995, № 6).



Повесть о бесовском самокипе, персиянских слонах и лазоревом цветочке, рассказанная Асафием Миловзоровым и записанная его внуком

Крепостной парень, обученный грамоте, был отправлен в Санкт-Петербург, приписан как служитель к дворцовому зверинцу и оставил след в истории царствования императриц от Анны Иоанновны до Елизаветы Петровны.


Рекомендуем почитать
Повести разных лет

Леонид Рахманов — прозаик, драматург и киносценарист. Широкую известность и признание получила его пьеса «Беспокойная старость», а также киносценарий «Депутат Балтики». Здесь собраны вещи, написанные как в начале творческого пути, так и в зрелые годы. Книга раскрывает широту и разнообразие творческих интересов писателя.


Пахарь

Герои повести Сергея Татура — наши современники. В центре внимания автора — неординарные жизненные ситуации, формирующие понятия чести, совести, долга, ответственности. Действие романа разворачивается на голодностепской целине, в исследовательской лаборатории Ташкента. Никакой нетерпимости к тем, кто живет вполнакала, работает вполсилы, только бескомпромиссная борьба с ними на всех фронтах — таково кредо автора и его героев.


Млечный путь

В новом своем произведении — романе «Млечный Путь» известный башкирский прозаик воссоздает сложную атмосферу послевоенного времени, говорит о драматических судьбах бывших солдат-фронтовиков, не сразу нашедших себя в мирной жизни. Уже в наши дни, в зрелом возрасте главный герой — боевой офицер Мансур Кутушев — мысленно перебирает страницы своей биографии, неотделимой от суровой правды и заблуждений, выпавших на его время. Несмотря на ошибки молодости, горечь поражений и утрат, он не изменил идеалам юности, сохранил веру в высокое назначение человека.


Дворец Посейдона

Сборник произведений грузинского советского писателя Чиладзе Тамаза Ивановича (р. 1931). В произведениях Т. Чиладзе отражены актуальные проблемы современности; его основной герой — молодой человек 50–60-х гг., ищущий своё место в жизни.


Копья народа

Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.


Ледяной клад. Журавли улетают на юг

В однотомник Сергея Венедиктовича Сартакова входят роман «Ледяной клад» и повесть «Журавли летят на юг».Борьба за спасение леса, замороженного в реке, — фон, на котором раскрываются судьбы и характеры человеческие, светлые и трагические, устремленные к возвышенным целям и блуждающие в тупиках. ЛЕДЯНОЙ КЛАД — это и душа человеческая, подчас скованная внутренним холодом. И надо бережно оттаять ее.Глубокая осень. ЖУРАВЛИ УЛЕТАЮТ НА ЮГ. На могучей сибирской реке Енисее бушуют свирепые штормы. До ледостава остаются считанные дни.