Федька с бывшей Воздвиженки - [14]

Максим Максимыч вошел в военный кабинет.

— Смир-р-на! — сказал резко Сашка. Ребята вытянулись и застыли. — Товарищ военрук! На занятиях по военному делу присутствует пятый класс «А» в количестве тридцати пяти человек.

— Вольно, — скомандовал Максим Максимыч и пошел к кафедре. — Садись. — Он обхватил правую руку, на которую была надета черная перчатка. — Вот что, будущие бойцы и санитары. К десяти часам мне надо быть в военкомате. Занятия проведет Сашок. Чтобы все прошло чин чинарем. Задача ясна? Приступай, Сашок. — Максим Максимыч вышел из кабинета.

Сережка протянул Сашке бутерброд с тушенкой. Сашка откусил кусок и поделился с Сережкой.

— Так, — Сашка взошел на кафедру. — Кто расскажет мне об устройстве винтовки?

Первым пошел отвечать Сережка. Он произвел неполную разборку и сборку винтовки и рассказал о ее боевых свойствах.

Потом отвечали Федька, Герка, Анюта и Алена.

Вовка Миронов вертелся, хмыкал и всем своим видом показывал, что всерьез этого урока не принимает.

Сашка будто и не замечал, что Вовка вертится и хихикает. Он только один раз сказал:

— Миронов, не вертись.

— А ты что мне, учитель? — ответил Вовка. Он, казалось, только и ждал момента, чтобы начать атаку. — Знаем мы таких фронтовиков.

Сашка покраснел и встал со стула.

— Да плюнь ты на него, Саш, — сказал Федька.

— Пусть плюнет, пусть плюнет! — затарахтел Вовка. — Все это враки одни. И не фронтовик ты вовсе, а трепач! — Вовка на всякий случай подскочил к Витьке Новожильскому. Витька вдавил Вовку в скамью, но тот снова вскочил и вышел к кафедре.

— Скажете, не враки? — спросил Вовка. Витька вытащил из кармана резинку, надел ее на пальцы, прицелился — и согнутый в дужку гвоздик вонзился в квадратный зад Вовки. Вовка пискнул и схватился за поясницу. Раздался дружный смех.

— Чего смеетесь? Развесили уши и думаете, все это правда? — закричал он. — Пусть Стародубов сам скажет, что на фронте он не был и ногу ему отрезали в больнице. Его осколком ранило в коленку, когда он драпал от немцев. Скажешь, не так? — Вовка повернулся к Сашке.

Сашка побледнел и двинулся навстречу Вовке.

— Сейчас врежет, — деловито заметил Витька.

Сашка подошел к Вовке, посмотрел ему в глаза и опустил голову. Чуб с проседью упал ему на брови. Он поднял руку — Вовка зажмурился в ожидании удара. Но Сашкина рука мягко опустилась ему на плечо. Когда Вовка открыл глаза, Сашка уже направлялся к двери.

— Стой! — крикнул Сережка и подскочил к Сашке. — Ты почему не ответил? Почему не дал ему по морде?

Сашка молча улыбался.

— Чего ты улыбаешься? — взорвался Сережка. — Выходит, Миронов сказал правду?

— Правду, — ответил Сашка. Он ткнул дверь костылем и вышел из кабинета.

Вовка окинул класс взглядом торжествующего правдолюбца. Его давно мучило, что никто с ним не дружит. Но теперь, когда он вывел Стародубова на чистую воду, ребята будут относиться к нему по-другому. Вовка изредка делился с одноклассниками своими запасами, но никто не принимал его подношений. И только Витька брал у него свою долю, которую честно зарабатывал тем, что раздавал тумаки задиравшим Вовку старшеклассникам. Да и Витька не любил Вовку. А за что не любили? За то, что он лучше всех отвечал по русскому? За то, что его отец был начальником орса? Не было справедливости на этом свете, как говаривал его отец. Зато уж теперь ребята будут к нему относиться с уважением. Ведь он сказал им правду, которую скрывал Сашка. А еще гимнастерку носил, по истории доклады делал о положении на фронте. А на деле был трусом и удрал от немцев. Правда, Вовка с Матерью и отцом тоже эвакуировались из Москвы в октябре сорок первого года. Но они не хотели оставаться в Москве, потому что отцу предложили хорошую работу в Ташкенте, в наркомате пищевой промышленности. Вовка сглотнул слюну, вспомнив, как мать жарила в масле пирожки, а он уплетал их и заедал здоровым, величиною с урюк, изюмом. А квартиру в Москве сторожил их дед. От деда Вовка и узнал, что Сашка никогда не воевал. Он с Вовкиным дедом весною торговал на базаре.

Летом Вовка с родителями вернулся в Москву, и отец выгнал деда из дома. Дед не хотел торговать яблоками, привезенными отцом. «Спекулировать не пойду», — услышал тогда Вовка слова деда. Отец стал кричать, что задаром у нас в стране никто свой хлеб не ест. Кто не работает, мол, тот не ест. А дед сказал, что это еще в священном писании сказано и что сын его выпал из честных людей, выпадышем стал. И тогда отец совсем из себя вышел. Катись-ка ты колбасою из дому, сказал отец. И дед ушел к своей сестре. Жалко было деда Вовке. Он много всяких сказок и историй знал. А теперь их ему никто не расскажет. Да и не в сказках дело. С дедом было интереснее, чем с отцом. Отец только про успеваемость спрашивал да в руки сласти всякие совал. А дед и жужжалки из сургуча и конского волоса мастерил, и свистульки из липы, на которых можно было сыграть «Ах вы, сени, мои сени». А еще до войны Вовка заболел менингитом. Его хотели положить в больницу, но дед не позволил. Он сам вылечил Вовку какими-то травами и компрессами. Две недели сидел у Вовкиной постели. Выходил внука. И врач сказал, что спасло Вовку только чудо. Но чуда не было — были дедовские руки... Вовка пошел бы наведаться к деду, да отец предупредил: если узнает, что Вовка с дедом встречается, выпорет до полусмерти...