Фазиль. Опыт художественной биографии - [17]

Когда богатырь в последний раз бросил тощего на тротуар, тощий сильно ударился головой о бордюр и остался недвижим. Все попытки второго пьяного поставить его на ноги ни к чему не приводили. Тощий был неподвижен и не открывал глаза.

Я помню тот ужас, который испытал тогда пацаном, он и до сих пор у меня в душе. Сейчас, по прошествии многих десятков лет, я надеюсь, что, может быть, тот пьяный и не убил своего товарища. Может быть, тот просто потерял сознание. Но тогда все мы, идущие сзади, думали, что убил» (рассказ «Убивающий»).

В деревне такое увидеть было бы невозможно. Как и сухумскую достопримечательность — «знатных» бандитов, воров в законе, которые разгуливали средь бела дня вооруженные до зубов и которых все уважали (по крайней мере, боялись перечить).

И всё же Сухум был не вполне обычным советским городом. Экзотика присутствовала! Но не вполне обычной была и семья Фазиля — тот же душевнобольной дядя, который жил вместе с ними и, повторим, знаком всякому читателю как сумасшедший дядя Коля из цикла рассказов о Чике. Эти рассказы светлы, реальные события и обстоятельства изменены в них волшебным магическим кристаллом великого писателя. В действительности же семье Искандера хватало и бытовых сложностей, и весьма недоброжелательных соседей, которые (исключительно «из человеколюбия») писали на них время от времени анонимные доносы. «Одни из них указывали, — пишет Искандер в рассказе „Мой дядя самых честных правил“, — что дядя незаконно проживает в нашем доме и что он должен жить в сумасшедшем доме, как и все нормальные сумасшедшие. Другие писали, что он целый день работает, и надо проверить, нет ли здесь тайной эксплуатации человека человеком».

Вообще, тогдашний быт немаленькой семьей в доме абсолютно без удобств, даже без воды, способен шокировать современного читателя.

Вот одна из зарисовок «Школьного вальса…» — как обычно, в весьма юмористическом тоне.

«…В это время (как и во все времена) у нас жили двоюродные сестры из деревни — приехали учиться. Кроватей на всех не хватало, но места на полу еще оставалось много. Лично мне кровать была ни к чему, потому что в тот беспокойный период своей жизни я всё равно скатывался на пол, так что кровать мне даже была вредна. Но мама из какой-то непонятной гордости старалась затолкнуть меня в кровать, даже если при этом приходилось лишний матрас выстилать перед кроватью, чтобы я не слишком стукался головой, скатываясь на пол».

Так или почти так жило тогда большинство советских людей, но сухумский климат бытовые неурядицы всё же смягчал. Не Сибирь все-таки! Да и дом — не барак, а крепкое дореволюционное здание.

Чем «городские» отличаются от «деревенских», четко прописано в цикле рассказов о Чике. Да и в «Сандро», чтобы похвалить юного героя-рассказчика, дядя Кязым выбирает именно противопоставление «городских» и «своих».

«Он сидел в кухне перед очажным огнем и, кивнув в мою сторону, сказал маме:

— Этот твой сегодня на такое дерево взобрался, куда ни один горожанин не посмел бы, хоть соберись они гурьбой под этим орехом…

Мама, конечно, стала меня ругать, но я был счастлив, что дядя Кязым, обычно такой насмешливый, меня похвалил».

Но похвала похвалой, а Фазиль был все-таки городским. И «деревенских», как и положено горожанам, видел преимущественно издалека. Характерен эпизод из жизни Чика — едва ли мы можем говорить о достоверности событийной, но идейной окраске верить можно. Речь идет о соученике Чика по средним классам мухусской школы.

«…Звали его Жора Куркулия. Это был такой светлоглазый крепыш со смущенной улыбкой и широким деревенским румянцем на лице. По акценту, с которым Жора говорил на русском языке, Чик точно знал, что мальчик этот вырос в деревне.

Любя своих чегемских родственников, Чик немного покровительствовал приезжим, которые учились в городе. Встречаясь с Жорой на переменках, Чик гостеприимно кивал ему и как бы говорил: „Учись, Жора. Читай книги, ходи в кино, пользуйся турником, шведской стенкой, параллельными брусьями и будешь не хуже нас, городских“. Жора смущенно улыбался в ответ и как бы отвечал: „Я, конечно, постараюсь, если смогу преодолеть свою деревенскость“».

Как помнят читатели, Жора оказался крайне ловким парнем и опередил Чика по всем статьям. Мягкая ирония Искандера делает этот эпизод прямо-таки дидактическим: не зазнавайся своим происхождением, чистотой своей, речью и всем прочим, а то в дураках окажешься именно ты…

Не забываем: Чик живет в несуществующем городе Мухусе (Сухум наоборот!) — и самому писателю этот персонаж, естественно, никак не равен. Чик — заводила, победитель в уличных драках, прекрасный пловец, покоритель стихий, всюду свой. Фазиль — болезненный мальчик, любящий книги, к тому же младший в большой семье. Долгое время его терзала малярия, ярко описанная в «Сандро из Чегема» (тут, полагаем, впечатлению писателя мы можем довериться):

«Тетушка укладывает меня в залу, кладет на меня сразу два одеяла. Меня продолжает колотить озноб, но постепенно я согреваюсь. Мне делается всё жарче и жарче, и уже голова наполняется тяжелым огнем, и я боюсь ею шевельнуть, потому что боль усиливается, разгорается от каждого движения.