Фальшивые друзья - [7]

Шрифт
Интервал

— Как вы все это объясните, господин Крайес? — спросил меня следователь.

— Очень просто. В пятницу Йорг и я решили смыться с очередного сбора. Поэтому он и сделал такую пометку в календаре.

Но следователю всего этого не растолкуешь, он прислушивается только к мнению Винтерфельда.

— Должен предупредить вас, — прервал он меня, — что ваш командир взвода, господин лейтенант Винтерфельд, в своих показаниях подчеркнул, что в последнее время между Йоргом Мантлером и вами были довольно натянутые отношения.

«Кажется, ты был бы рад стереть меня в порошок, Винтерфельд, — думаю я. — Не удивлюсь, если ты принял активное участие во всей этой истории. Да, с Йоргом вы расправились. Пять ударов ножом в грудь и спину, как сообщил следователь. Однако со мной так не выйдет!»

Восемь шагов вперед, четыре в сторону. Справа от меня чудовищно узкое сооружение, которое служит кроватью. Впереди, у стены, стоят шаткий стол и стул из железных трубок. Сначала у меня в камере был деревянный табурет. Я разворотил его, пытаясь разбить глазок в двери. Чего же вы еще хотите из меня выжать? Разве мало того, что я засунут в эту каталажку? Что ж, входите, сволочи, я и этот железный стул сломаю о ваши головы!

Но до чего же здесь паскудно! Хуже всего то, что у меня теперь так много свободного времени. Времени для раздумий. Я здесь уже четыре дня. А сколько вообще дней меня продержат взаперти? Пожалуй, не избежать и очной ставки. Все зависит от того, как поведут себя лейтенант Винтерфельд и его адвокат Фенкляйн.

Фенкляйн вчера кое на что намекнул. Перед допросом. Я сидел в коридоре и ждал своей очереди.

— Надо бы облегчиться, — сказал я полицейскому, сидевшему рядом со мной.

Тот молча указал на дверь наискосок и на всякий случай пробурчал:

— Мы на четвертом этаже. К тому же окна зарешечены. Так что не пытайся… — И усмехнулся.

— Мне бы действительно только облегчиться, — ответил я и скрылся за дверью.

Не успел пристроиться, как дверь распахнулась и передо мной предстал коренастый мужчина в черном костюме. Лицо его пылало, а торчащие в стороны уши буквально касались моего лица.

— Немного необычная обстановка для знакомства, — прошипел он. — Я Фенкляйн, адвокат вашего командира взвода господина лейтенанта Винтерфельда. Мне хотелось бы вам помочь.

Кажется, от неожиданности у меня все внутри замерло.

— Господин Крайес, на вашем лице такое недоверие… Вы что, не доверяете мне? Однако послушайте, что я вам скажу: вы ведь не хотите оставаться здесь? Или я ошибаюсь? Кратчайший путь к свободе — молчание. Никаних имен. Поняли? Хороший защитник — а я таких знаю, — и вы вскоре распрощаетесь с этим казематом. А уж потом, когда вас освободят, мы возьмем вас под свою опеку. Усвоили? Если нет, мы можем поступить и иначе. Но тогда не ждите снисхождения.

Фенкляйн привел в порядок одежду, спустил воду.

— Побудьте здесь еще пару минут, пока я не скроюсь, — сказал он. — Не хотелось бы, чтобы нас видели вместе.

Ах вот оно что! Винтерфельд, отъявленный подлец! Ты намерен положить меня на лопатки? Это на тебя похоже. Начни я мекать, как теленок, и ты меня прикончишь. Но, как говорится, не на того напал…

А теперь повернись. Восемь шагов назад. Поворот направо. Отдохни… Отдохните, саперы. Мы гордость армии. Мы строим мосты. Раз-два. Пересекаем озера. Раз-два. И нам не страшны никакие глубины, никакие стремнины. Мы саперы… Что за паскудная песня! Гордость армии? Как раз наоборот. «Лучший сапер тот, у которого самая заскорузлая фантазия», — говаривал один из стариков преподавателей. Но это было давно, в пору учебы.

* * *

Вчетвером мы сидели в стареньком «опеле» Калле Аренса и любовались Вупперталем. В кармане у каждого была повестка. Все молчали. Калле, Йорг, Вилли и я.

Саперный трубопроводный батальон… Чем же там придется заниматься? Чем занимаются саперы, это мне понятно. Но трубы и армия?

— Слушай, малыш, — заговорил наконец Калле, отвалившись от баранки. — Ты что, струсил? Все время молчишь.

— Ах, брось! Я думаю, что из нас намереваются слепить? Саперы-трубопроводчики… Интересно, что будут перегонять по этим трубам — газ, питьевую воду или что-нибудь другое?

— Ну да, — пробурчал Йорг с переднего сиденья. — Питьевую воду! Смех! Нет, Петер, вода у тебя будет вместо мозгов, а возить тебе придется горючее и смазочные материалы. Горючее для самолетов, танков, мотоциклов, офицерских машин. Называют это службой тыла. ВВС противника обычно проявляют к ней особый интерес, я имею в виду атаки с воздуха.

Рассуждения Йорга как-то не тронули меня. Бензин… Подвоз… Авиационные налеты… Какие еще налеты? Ведь на планете царит мир. Но если он взорвется? И именно в то время, пока я буду служить в бундесвере? Воображение рисует ситуацию: я лежу рядом с трубопроводом. В руках у меня автомат. И вот они приближаются, солдаты противника… Ах, что за чепуха! Кто они сегодня? Да, но вот вплотную ко мне подходит какая-то бронемашина. Из ее бойниц вырываются пулеметные очереди. Как гром с неба. Я пристраиваю свой автомат. Но он почему-то в одно мгновение превращается в игрушечный, сделанный из пластмассы. И я напрасно нажимаю на спусковой крючок. А бронемашина уже рядом, из ее чрева вылетает что-то оглушающее и всеуничтожающее. Так что же, я, сапер Крайес, обречен? Погиб. Погиб сапер Петер Крайес, защищая важные коммуникации горючего для бундесвера. По сему случаю он награждается посмертно Боевым крестом, дабы родственники и близкие хранили награду, с гордостью вспоминая погибшего.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.