Фальшивые друзья - [9]
— Пардон, но здесь не брачная контора, — пробурчал в ответ толстяк, не отрывая глаз от секундомера.
«Не теряй надежды», — сказал я себе и предпринял новую попытку:
— Господин тренер, для меня это очень важно. Я ищу женщину с темными волосами и вздернутым носиком…
Тут толстяк наконец-то повернулся в мою сторону:
— Уж не Петру ли? Но учти, у нее есть дружок. Так что ты опоздал, красавчик. Советую, ступай в дискотеку, выуди какую-нибудь другую и не мешай тренировке. Понял?
Толстяк ошеломил меня. У Петры есть дружок? Вот почему она в прошлый раз так поспешно ушла! Пожалуй, мне лучше смотать удочки. Я направился было к выходу, но в этот момент меня обдало фонтаном воды из бассейна. «Что за хамство?» — подумал я.
— Алло, Петер! Рада, что ты пришел за мной. Закажи мне молочный коктейль. Скоро приду.
Да, это была она. Та самая, у которой, как я теперь знал, есть друг. Почему же она со мной любезничает? И что же делать — уйти или остаться?
Я остался. Остался, потому что женщину, подобную ей, встречаешь не каждый день.
— Что надулся, как мышь на крупу? — спросила она уже за столиком. — Скис оттого, что я в прошлый раз так внезапно ушла? Мне самой было жаль, но надо было кое-что купить для матери. К тому же теперь ты знаешь мое имя. Так что, сдаешься?
— Так-то оно так, — буркнул я в ответ. — Но почему ты не сказала о своем дружке?
— О моем дружке? Кто тебе о нем наврал?
— Толстяк.
— А, Паук? И ты веришь ему? Да, у меня был знакомый. Но месяц назад мы расстались. К тому же это только мое дело, с кем я иду в бассейн или молочный бар. Я не терплю никакого подчинения, у меня не может быть хозяина. Ты мне понравился, захотелось познакомиться. Вот и все. Но если ты уже сейчас начинаешь ревновать, то лучше допьем свой коктейль и мирно разойдемся по домам.
— Второй взвод, смирно!..
Тридцать пар ног в разномастных брюках меряли плац во всех направлениях. Мы пока что находились в учебном взводе, и форму нам еще не выдали.
— Направо!.. Шагом — марш!
Меня поставили за долговязым Янзеном, правофланговым взвода. Я пытался держать шаг. Когда Янзен выбрасывал левую ногу вперед, я едва не касался его правой подошвы носком своего ботинка. Даже самый низкорослый Пиль в последней шеренге старался не отставать от нас. Мне все это представлялось небезопасным занятием, но унтер-офицер Линский держал нас в строгости.
— Левой, раз, два, три! Левой, раз, два, три!
Ноги сами собой подчинялись команде. И казалось просто чудом, что наши подошвы почти одновременно ударяли о цементное покрытие плаца. Но вот я услышал что-то новое. При каждом сбое шага Линский лающим голосом, от которого мороз подирал по коже, отдавал команду: «Разойдись!» Это означало, что надо разбежаться как можно дальше друг от друга.
— Внимание! — Команду едва было слышно, потому что некоторые из нас успели между тем добежать почти до склада труб. — Внимание! — Это значило остановиться, сделать поворот кругом, принять стойку «смирно» и ждать очередной команды.
Когда мы рассыпались по плацу не знаю уж в который раз, я сообразил, что бегущим медленнее легче вернуться в строй. «Если Линский решил тренировать нас на дальнюю дистанцию, то со мной это не пройдет», — подумал я. При очередном «Разойдись!» я больше изображал бег, чем бежал, и ехидно улыбался.
— Сапер Крайес, стой! Взвод, стой!
«Проклятие, кажется, унтер заметил!» С нехорошими предчувствиями я смотрел на Линского и ждал.
— Ложись! — Еле слышно процедил он сквозь зубы.
Я не понял команду.
— Ложись! Сапер Крайес, я приказал вам! Вы что, отказываетесь выполнять команду?
— Что значит — ложись?
— Ах да, вы еще не знаете, что это такое! Сейчас узнаете. Вы бросаетесь плашмя на землю, опираетесь на руки, высоко держите голову, прижимаете каблуки к земле. Усвоили?
Я кивнул.
— Итак, сапер Крайес, ложись!
Послушно распластавшись на холодном цементе, я задрал голову и впился глазами в Линского. Он прошелся вокруг меня.
— Ой! — Кто-то наступил мне на ступни.
— Я сказал, сапер Крайес: прижать каблуки к земле. Сейчас вам немного больно, но в бою вам в пятки могут попасть пули.
Унтер-офицер отошел метров на двадцать в сторону. Тем временем я огляделся и убедился, что взвод не без удовольствия наблюдает за этим дополнительным персональным занятием.
— А теперь — ко мне!
Ничего не понимая, я посмотрел на Линского. А он пояснил:
— На нашем языке это значит переползать на получетвереньках. Тонкости вы освоите в полевых условиях. Позже. А теперь — вперед!
Ах, паскуда! Не хватало еще, чтобы я вылизал плац! Переполненный бешенством, я полз по цементу в тонком спортивном костюме. Все еще слышалось хихиканье остальных, но уже без прежнего веселья. Наверное, все поняли, что завтра могут сами оказаться лежащими на цементе.
Ну, наконец-то!
Я так близко подполз к Линскому, что мой нос оказался возле его сапог.
— Я был уверен, — проговорил унтер, — что из вас получится бравый солдат, Крайес, что вы способны быстро бегать. Но, кажется, я ошибся, вы показали себя с другой стороны. Или вы больны? Так как — ошибся я или нет?
— Не ошиблись, — процедил я сквозь зубы так, чтобы не слышал взвод.
— Хорошо, поживем — увидим.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.