Эйсид-хаус - [89]

– Согласна.

Как бы то ни было, их должным образом объявили кататоником и женой.

Мы отправились на банкет в отель «Кэпитал», и Ронни задремал во время моей речи. Это не была особенно вдохновенная речь, но она едва ли заслуживала такой ответной реакции.

В зале я обосновался у барной стойки с Рэйми Эрли и Спадом Мерфи, двумя космическими ковбоями высочайшего уровня.

– Разрисовали все ирисами, козлы, – заключил Рэйми, оглядывая бар.

– Ты прямо читаешь мои мысли, Рэйми, – улыбнулся я, затем повернулся к Спаду. – По-прежнему на чистяке после геры, мой друг?

– Ну да… пока есть чистая гера, я на чистяке, просекаешь, корешок?

– Да, я тоже. Я тут немного перегнул палку на прошлой неделе, но не хочу сесть на иглу, понимаешь? Я имею в виду, как же все-таки хреново потом, да?

– А как же, в привыкании никакого веселья, типа, своего рода полноценный рабочий день, корешок, врубись. И как-то отвлекает внимание от того, что происходит вокруг.

– Кто бы говорил, сейчас каждый чувак закидывается этими чертовыми транками. Посмотри на Ронни. Он на собственной свадьбе, мать его, удолбан в хлам…

Рэйми вздохнул и принялся подпевать Echo & The Bunnymen в припеве «The Cutter». Затем сунул язык мне в ухо. Я в шутку чмокнул его в щеку и похлопал по заднице.

– Ты грубый развратник, разнузданный чертов мачо, – сказал я ему.

К нам присоединились КУРС, Большой Монкриф и Рокси. Я представил их друг другу:

– Ну, ребята, вы знаете Спада и Рэйми, да?

Они обменялись подозрительными оценивающими взглядами. Мои друзья по пьянству и по наркотикам между собой обычно не ладят.

– Забавная вещь тем не менее эта свадьба и все, что с ней связано, понимаете? Хорошо, если можешь достичь этого в жизни, – решился нарушить неловкое молчание Спад.

– Единственная вещь, для чего хороша свадьба, так это секс на кране, – проговорил Монкриф с более чем воинственным намеком.

Тут заговорил Рокси, подделываясь под акцент выходца из Глазго:

– Но все-таки я хотел бы иногда пробовать и бутылочный.

Мы все засмеялись, все, кроме Монкрифа. Одна вещь относительно тупых чуваков, которую я никогда не понимал: почему все они становятся в конце концов такими большими чувствительными размазнями? Если шотландский урел порвал чулки, то распарывает лицо первому же встречному. Если обламывает ноготь, то делает отбивную из какого-нибудь незадачливого ублюдка. А если другой чувак рядится в одежду того же цвета, что и шотландский урел, то сразу же получает от него кружкой в лицо как возмещение за все свои неприятности.

Мы перебрались к телевизору.

– Телевизор – гнусное дерьмо, – заявил Монкриф. – Только программы о природе и можно еще смотреть по этому долбаному ящику. Ну знаете, с тем чуваком, как его там, ну, с Дэвидом Аттенборо.

– Точно, – согласился Спад. – Этот парень, типа, просекает фишку. Такая работка была бы как раз для меня, приятель, просекаешь, со всеми этими животными, типа. Здорово было бы, да?

Мы трепались весь вечер, слишком пьяные, чтобы танцевать со сморщенными тетушками и ебабельными кузинами. Я закинулся маркой кислоты и заметил, что Рокси тоже принял. Пьян, а еще чем-то закидывается. Спад дал ему одну из этих «Супермарио». Это совершенный перебор для Рокса. Он – человек алкоголя. И вот Рокси качал пригнутой головой и лепетал:

– Я убил его! Я убил его, вашу мать! – Чуть только не рыдал.

Я также с трудом сопротивлялся кислоте. Мудацкая была идея закинуться «Супермарио». Ебать меня колотить, да весь мир может стать галлюцинацией! Цвета конфликтуют и вибрируют, лицо Тины становится уродливым, и в этом платье она напоминает вампира, Рокси болтает без умолку, а плюс ко всему по залу бегает на четырех лапах белый медведь…

– Спад, старик, видишь этого медведя? – спросил я.

– Это не медведь, кореш, это типа собакомедведь, ну получеловек-полусобака, но с небольшой примесью медведя, врубаешься?

– Рэйми, ты видел его, ты понимаешь, что это медведь?

– Да, я лично думаю, что это медведь.

– Черт возьми! Рэйми! Ты только что сказал нечто действительно толковое.

– Это просто кислота, – отозвался он.

Рокси по-прежнему мотал головой:

– Этот бедный мальчик… Этот слепой мальчик, мать его… они забрали его глаза… я забрал его жизнь… фальшивое золото… Моя душа больна, одурманена чертовым фальшивым золотом… и не говорите мне, что она не больна!

– Ядерная кислота, просто срыв башни, – заметил Спад.

Я видел Монкрифа, сидящего рядом с чудовищным растением. Лицо Монкрифа меняло цвет и форму. Я видел, что он уже больше не человек. Подошел Дениз:

– Закинулись, что ли, этими «Супермарио»?

– Да… полный улет, чувак.

Он купил одну марку у Спада. Восемь фунтов. С меня содрали кожу. Эйлин, Эйлин, Эйлин, Башня Монпарнас, у меня была любовь, и я ее потерял, потому что был слишком молод, слишком глуп, чтобы признать ее, и больше она никогда не попадется мне на пути даже за миллион проклятых лет, и я никогда не дотяну до семидесяти и не хочу дотягивать до такого возраста без нее, что за бардак это будет без Эйлин, которая сейчас в колледже в Лондоне, и я не знаю, в каком именно; по крайней мере, я надеюсь, что в прошлом году ты была счастлива и теперь тоже счастлива без своего старого умника-бойфренда, полагавшего, что с ним интересно, а на деле оказавшегося раздражающим незрелым эгоистичным козлиной, хотя в них точно недостатка никогда не будет, и ты была права, что его оставила, совершенно логичное решение…