Эйсид-хаус - [88]
Мы зашли в несколько пабов, последовала пара глупых споров и началась драка. Я схлестнулся с Пенманом, донимавшим меня весь вечер. Меня держал Большой Элли Монкриф, пока Пенман плясал поодаль в боксерской стойке, резко жестикулируя и сдавленно выкрикивая:
– Ну выйдем, выйдем же… на улицу… думаешь, ты крутой… чувак думает, что он крутой… так выйдем на улицу, разберемся…
Большой Монкриф сказал, что терпеть не может, когда друзья дерутся, особенно в такой знаменательный день. Дениз сказал, что мы должны поцеловаться и помириться. Целоваться мы не стали, но крепко обнялись и помирились. Мы закатили по таблетке экстази и на весь оставшийся вечер присосались друг к другу, как улитки к скале. Я никогда не чувствовал такой близости с кем-то, ну, с другим мужчиной, как тогда с Пенманом. То, что называется «любовники-без-ебли». И наоборот, я редко чувствовал себя так неловко и натянуто, как когда мы встретились с компанией Тины в «Цитрусе». Там была Олли. Бывшие любовники обычно находят такие встречи напряжными; слишком много Эго, слишком мало Ид. Когда вы уже столько раз занимались еблей, трудно говорить о погоде.
Олли теперь называла себя Ливви. Она прошла через Период Личного Роста и уже вполне напоминала своих друзей, желая походить на тех, на кого хотели быть похожими они. По ее словам, сейчас она занималась живописью. Мне же показалось, что на самом деле она только пьет и болтает. Олли спросила, чем занимаюсь я, а услышав ответ, снисходительно протянула: «Все тот же старый Брайан», как будто я был неисправимым пережитком весьма проблемного и напряжного прошлого, которое она оставила позади, кем-то, кого можно только пожалеть.
Затем она с презрением покачала головой, хотя на этот раз не я был ее мишенью.
– Я пыталась объяснить Тине, что она совершает глупость. Она слишком молода, а Ронни… Ну, как я могу его обсуждать, я ведь его совсем не знаю. Никогда не видела его трезвым, никогда с ним не говорила. Ему что, нравится так жить?
Я задумался и наконец ответил:
– Просто Ронни всегда любил тихую спокойную жизнь.
Она начала говорить что-то, затем осеклась, извинилась и отошла. Она хорошо выглядела, как только может выглядеть человек, с которым ты раньше был близок. Впрочем, я был рад, что она ушла. Люди, проходящие через Период Личного Роста, обычно совсем невыносимы. Настоящий рост происходит мелкими шажками, постепенно. Ненавижу этих новообращенных мудаков, которые пытаются выдумать себя с нуля и сжечь свое прошлое. Я вернулся к нашей компании и долго обнимал Пенмана. Я вжался в его плечо, а когда поймал злобный взгляд Рокси, впервые за долгое время подумал о Слепаке.
Легко представляю, как мальчишник продолжается и всю следующую неделю. Все это время я буду пьян и обкурен, и наша пьянка без сучка и задоринки перетечет в свадьбу. Интересно, подумаю ли я вообще о том, чтобы вернуться в Лондон, к моему тамошнему жилью, долгам и паршивой работе.
На следующий день после мальчишника, сидя в баре «Медоу» с КУРСом и Сидни, я столкнулся с Тедом Малькольмом, чуваком из парка. Он стал уговаривать меня записаться в кандидаты на место сезонного паркового служащего.
– Ты же был в парке на хорошем счету, понимаешь? – сообщил он.
Ну и лажа; именно таким доверительным тоном тебе вешают лапшу на уши люди, связанные с муниципалитетом. Культура гражданской коррупции и грязных инсинуаций просачивается от говнюков на высшем уровне до нижних эшелонов служащих; сталинизм с лицом любимой жены, вплоть до головного платка.
– Посмотрим, – сказал я уклончиво.
– Ты всегда нравился Гарленду, – кивнул он.
Да, несмотря ни на что, я, может, Гарленду и позвоню. Лондон по ощущениям стал напоминать Эдинбург перед тем, как я отсюда уехал. Гливис, Мэй, даже Даррен, Эврил, Клифф, Сандра и Джерард – они все составили набор ожиданий, удавкой затягивающийся вокруг меня. Можно оставаться свободным какое-то время, но потом цепи начинают сковывать тебя по рукам и ногам. Выход в том, чтобы продолжать движение.
Поднять и растормошить Ронни, чтобы приготовить его к церкви, было настоящим кошмаром. Абсолютным чудовищным кошмаром. Его мать помогла мне одеть его. Его состояние как будто совершенно ее не заботило.
– Должно быть, прошлый вечер выдался бурным, да? Ну, женишься-то лишь раз…
Меня подмывало сказать: «Я бы на это не рассчитывал», но я придержал язык. Мы запихнули Ронни в машину и повезли в церковь.
– Согласен ли ты, Рональд Диксон, взять Мартину Девенни в свои законные жены и в горе и радости, богатстве и бедности, любить ее и оберегать, пока вы оба будете живы?
Ронни был обдолбан транками, но все же смог кивнуть этому мудаку-священнику. Впрочем, кивком гаденыш не удовлетворился и пристально уставился на Ронни, пытаясь добиться более позитивной реакции. Я грубо подтолкнул молодожена локтем.
– Норм, – удалось пробормотать ему. На большее его не хватило.
Священник досадливо поморщился, но ответ принял.
– Согласна ли ты, Мартина Девенни, взять Рональда Диксона в свои законные мужья и в горе и радости, богатстве и бедности, любить его и оберегать, пока вы оба будете живы?
Тина выглядела настороженной, как будто до нее наконец дошло, в какое серьезное дерьмо вляпалась. И все же неохотно выдавила:
Это — книга, по которой был снят культовейший фильм девяностых — фильм, заложивший основу целого модного течения — т. н. «героинового шика», правившего несколько лет назад и подиумами, и экранами, и студиями звукозаписи. Это — Евангелие от героина. Это — летопись бытия тех, кто не пожелал ни «выбирать пепси», ни «выбирать жизнь». Это — книга, которая поистине произвела эффект разорвавшейся бомбы и — самим фактом своего существования — доказала, что «литература шока» существует и теперь. Это — роман «На игле».
Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и сознание современного английского люмпена.
Уэлш – ключевая фигура современной британской прозы, мастер естественного письма и ниспровергатель всяческих условностей, а клей – это не только связующее желеобразное вещество, вываренное из остатков костей животных. «Клей» – это четырехполосный роман воспитания, доподлинный эпос гопников и футбольных фанатов, трогательная история о любви и дружбе.
Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, — и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому — но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?.Впервые на русском — недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература — лучший наркотик» (Spin).В книге присутствует нецензурная брань!
Впервые на русском – новейший роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). Возвращаясь из Шотландии в Калифорнию, Бегби – самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, переквалифицировавшийся в успешного скульптора и загнавший былую агрессию, казалось бы, глубоко внутрь, – встречает в самолете Рентона. И тот, двадцать лет страшившийся подобной встречи, донельзя удивлен: Бегби не лезет драться и вообще как будто не помышляет о мести.
«Игры — единственный способ пережить работу… Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня…»Приятно познакомиться с хорошим парнем и продажным копом Брюсом Робертсоном!У него — все хорошо.За «крышу» платят нормальные деньги.Халявное виски льется рекой.Девчонки боятся сказать «нет».Шантаж друзей и коллег процветает.Но ничто хорошее, увы, не длится вечно… и вскоре перед Брюсом встают ДВЕ ПРОБЛЕМЫ.Одна угрожает его карьере.Вторая, черт побери, — ЕГО ЖИЗНИ!Дерьмо?Слабо сказано!
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».