Эйсид-хаус - [92]

– Слепак, – сказал Рокси. – Это и есть могила чувака. Пришло время наконец провести экзорцизм памяти об этом козле.

Он вытащил свой член и начал ссать. На Сле… на могилу Крейга.

ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ СЫН

АЛЕКСАНДРА И ДЖОЙС ГИФФОРД

МЫ ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДЕМ

– МУДАК! – заорал я и ударил его сбоку в голову.

Он схватил меня, но я рывком освободился от его хватки и принялся молотить руками и ногами. Плохая идея. Он снял очки и бросился на меня, вне себя от злости. Каждый мой удар казался слабым и ничтожным, тогда как каждый его удар грозил развалить меня на части. Из носа у меня пошла кровь, но, слава богу, вид ее и заставил его остановиться.

– Извини, Брай, – сказал он. – Но ни один чувак не смеет меня бить, Брай, понимаешь. Ни один чувак.

Одной рукой я зажимал расквашенный нос, а другой благодарно держал Рокси на дистанции. Рокси здоровенный парень, но я всегда думал о нем как о добром великане. Огромные чуваки всегда кажутся добрыми, пока один из них тебе не вломит. Ну, хорошо еще, я пьян и не особо что почувствовал. И тут я осознал чудовищную истину: получить пизды от кого-нибудь гораздо хуже, чем убить другого. Этим омерзительным фактом руководствуется хуева туча народу. Если бы только у меня была с собой бритва, я бы не задумываясь полоснул Рокси. Накатило бы всего на несколько секунд, но этого было бы достаточно. Что за блядская мысль! Какие же мы больные существа!

Крейг Гиффорд.

Если бы только Рокси знал.

Если бы Рокси знал это, я бы и отправился за решетку. Он, наверное, сразу же указал бы пальцем на этого опасного психопата.

– Не так все плохо. Извини, Брай. Не надо было тебе меня хуярить. Мой глаз утром заплывет. И лодыжка распухнет, Брай, ты поймал меня здесь красавцем. Но блин, вот же мы с тобой махалово устроили, просто сумасшедший дом.

Глупый урод пытался приободрить меня, перечисляя ущерб, который я ему нанес. В такого рода стычках не бывает победителей; есть только те, кто выходит из них с наименьшими потерями. Рокси досталось меньше, как в смысле физического ущерба, так и в плане утраты мачистского достоинства. Мы оба знали это, но я был благодарен ему за то, что он все же пытается меня приободрить.

Я оставил его, черт знает как выбрался с кладбища и направился к отцу. Я блевал на ходу себе под ноги. Запутавшись, вернулся в нашу старую квартиру в Мьюрхаусе. Дом по-прежнему стоял пустой, туда еще никто не въехал. Я попытался вынести дверь и так бы и сделал, если бы старая миссис Синклер, наша соседка, не напомнила мне, что отец переехал.

Пошатываясь, я вышел на улицу и блеванул снова. Мой перед был заляпан кровью и блевотиной. У торгового центра ко мне подошла пара ребят.

– Этот чувак пьян в стельку, – заметил один.

– Я знаю этого козла. Ты шатаешься с этим педиком, да, приятель?

– Ну…

Я попытался сформулировать ответ, но не смог. Я вполне все осознавал, но ничего сказать не получалось.

– Если шатаешься с педиками, то и сам, считай, педик, вот как я это понимаю. Что скажешь, приятель?

Я поглядел на парня, и мне удалось выдавить:

– А как насчет минета?

Они скептически поглядели на меня несколько секунд, затем один из них выкрикнул:

– Умник хитрожопый нашелся!

– Так меня и зовут, парни, – сдался я.

Я ощутил тупой удар и рухнул на землю. Меня пинали ногами, но я ничего не чувствовал. Избиение вроде бы продолжалось изрядно, и это меня беспокоило, потому что о жесткости пиздиловки судишь обычно по ее продолжительности. Тем не менее я воспринимал это с пассивным тошнотворным спокойствием безразличного работяги, заступающего на очередную смену, и, когда убедился, что все закончилось, шатко поднялся на ноги. Возможно, не так все и плохо. Я мог легко ходить. Собственно, это избиение как будто прочистило мне мозги. Спасибо, ребята.

Я пересек двойную проезжую часть, оставил позади шикарный Мьюрхаус и добрался до обветшалого Пилтона. Наверное, сейчас люди оценивают эти районы иначе, но вот как это всегда выглядело для меня: Мьюрхаус – район для новых домов, Пилтон же для мусора. И плевать, что там нынче за проблемы у Мьюрхауса и как сильно причепуривают Пилтон. Пилтону Пилтоново, Мьюрхаусу Мьюрхаусово, так всегда было, и так всегда будет, вашу мать. Гнусные подонки эта урла из Пилтона. Уроды, избившие меня, были отсюда. Это их менталитет. Я, вероятно, подхвачу ебаных вшей только от соседства с грязной пилтонской кодлой.

Я нашел наш дом, но не помню, кто пустил меня внутрь.

На следующее утро я притворяюсь, будто сплю, пока все не сваливают на какой-то семейный выезд: папа, Норма и ее шумная истеричная дочка. Ощущение у меня совсем разбитое. Пытаюсь встать – и, оказывается, едва могу ходить. Я весь покрыт царапинами и синяками, к тому же ссу кровью, отчего конкретно перепугался. Отмокнув в ванне, чувствую себя получше и решаю покопаться в вещах. В коробках по-прежнему полно нераспакованного барахла. Народ задумал украсить эту безвкусную конурку. Вижу кожаный портфельчик, который мне раньше не попадался, и предполагаю, что он – Нормы. Оказывается, нет.

Портфель был полон фотографий. Я и Дерек маленькими детьми, отец и мама. Этих фото я никогда раньше не видел. Я глядел на родителей вместе. Пытался вообразить, будто вижу в ее глазах боль, различаю недовольство, но ничего не обнаружил. По крайней мере, поначалу. Затем я добрался до фотографий, вероятно самых последних по времени, потому что Дерек и я выглядели покрупнее. Вот на этих снимках – да, задним числом все читалось слишком очевидно: из ее глаз вопили боль и разочарование. Мои слезы капали на выцветшие фотографии. Впрочем, в этом кожаном портфеле нашлись вещи и похуже.