Евней Букетов - [63]

— Ереке, вы можете по-прежнему заниматься синтезированием углеродных соединений и свою докторскую диссертацию завершите, в буквальном смысле слова, сидя над угольными пластами Карагандинского бассейна. Это даст вам уникальную возможность скорее внедрить в производство ваши научные разработки… — говоря это, он, видимо, старался заинтересовать новой работой старого коллегу, который не очень хотел отрываться от привычной научной среды и уезжать из Алматы. — Вы химик, а то, что институт называется химико-металлургический, — не пугайтесь… Известный вам академик Иван Павлович Бардин уже уговорил одного из сильнейших ученых-металлургов с Урала, доктора технических наук, профессора М. И. Хайлова (фамилия и инициалы изменены, как это сделано у автора «Шести писем другу») переехать в Караганду, притом со своей группой научных сотрудников. Если двое ученых — вы химик, он металлург, возьметесь за дело в одной упряжке, я думаю, в новом институте изыскания сразу примут желаемое направление…

В начале октября 1958 года Ердену Азербаеву пришлось перебраться в Караганду. И он с ходу приступил к организации нового института: большинство научных сотрудников подобрал на месте, нашлись там энтузиасты, которые хотели заниматься наукой; некоторых пригласил из Алматы, обещав предоставить квартиры и наилучшие условия для научных исследований; значительным подкреплением стал приезд большой группы уральцев из Свердловского политехнического института и из НИИ Уральского отделения АН СССР во главе с Михаилом Исаковичем Хайловым.

Ерден Нигметулы специализировался по органической химии. Много лет занимаясь практической работой в этой отрасли, он приобрел громадный опыт, в общей сложности ученый посвятил углеродным соединениям более тридцати лет. А теперь в Караганде ему предстояло возглавить многоотраслевые исследования: по обогащению многозольного и мелкого угля, доразведке недр и добыче руд, выплавке стали и чугуна, а также улучшению технологии получения новых ферросплавов… Широкие горизонты! Лишь бы хватило запала, знаний, умений, чтобы объять, казалось, необъятное. Может быть, и хватило бы, если бы прямой и горячий ученый-химик сразу не напоролся на двуличие, амбиции подчиненных и неприкрытое противодействие. В тот период, буквально в считаные месяцы, под одной крышей собрались специалисты со всех уголков страны, и каждый из них воображал, что он пуп земли. Короче говоря, многие из них, особенно уральцы, вели себя независимо, самоуверенно, став своего рода кастой неприкасаемых, все замечания директора они с первых дней пребывания в институте принимали в штыки. Всячески подчеркивали свое превосходство над местными специалистами, давая понять, что не зря приехали в такую даль из глубины России, притом из такого региона, высокий научный потенциал которого известен всему Союзу и даже миру. Самым странным руководителю института было то, что во главе, как сейчас говорят, оппозиции к нему стоял не кто-нибудь, а сам профессор М. И. Хайлов, его первый заместитель по научной работе, ответственное лицо, призванное по долгу службы быть правой рукой директора. Ведь его пригласили, чтобы он помог быстрее вывести ХМИ на союзный уровень.

— Вы, уважаемый директор, знайте свою органику и не вмешивайтесь в мои распоряжения. Основные исследования здесь будут делать мои люди. Извольте слушаться! — говорил он директору.

А если Ерден Нигметулы вежливо отвечал:

— Но Михаил Исакович, извините, мы здесь не овец пасли, как-никак занимались наукой…

На это пожилой коллега откликался долгим нравоучительным монологом:

— Нет, дорогой, похоже, что вы на самом деле в иные годы пасли баранов… Это видно из вашей биографии. Сами посудите, занимаясь тридцать лет органикой, вы до сих пор — всего лишь кандидат наук, а я докторскую степень получил в самое трудное для родины время, в годы Великой Отечественной войны. Как вы думаете, такие награды, как орден Ленина и Трудового Красного Знамени, за что мне дали?!.. Я и Государственную премию получил в 1942 году, когда она еще называлась Сталинской!.. Так что, мил человек, прежде чем со мной спорить, надо сделать хотя бы одну десятую доли того, что я сделал для Отечества… — И продолжал Михаил Исакович вещать свою, видимо, излюбленную тираду по целому часу, а немногословный Азербаев сразу не решался его прервать.

Раздосадованный директор института все же не смог долго терпеть постоянные и все более грубые наскоки своего заместителя, и порой их диалог заканчивался на повышенных тонах. Словом, с первых месяцев работы в коллективе назревал конфликт. Притом не только между двумя первыми руководителями, неприязнь друг к другу чувствовалась во всем коллективе. А неугомонный в перепалках Хайлов, наверное, желая утвердить здесь свое главенство, о каждом конфликте с Азербаевым доносил в канцелярию президента Академии наук Казахской ССР. Он жаловался на взрывной характер директора института, писал, что Ерден Нигметович не соответствует высокому званию первого руководителя многоотраслевого академического института, что научные знания его весьма узки — и так далее… Из Алматы академик-секретарь Шапык Чокин звонил в Караганду: «Ереке, что случилось? Канеке обижен на вас, неужели вы не можете поладить со своим заместителем, единственным доктором наук в вашем институте. Немедленно прекратите эти дрязги, пора уж взяться за работу!..» Ерден Нигметулы соглашался с ним, вроде бы мирился с Михаилом Исаковичем, стараясь уступать ему в спорах. Но проходил месяц-другой, неуживчивый Хайлов снова начинал атаки, притом все чаще подключал к спорам своих единомышленников. Групповые жалобы теперь отправлялись не только в президиум Академии наук, но и в партийно-советские органы…