Евней Букетов - [55]

Через несколько суток я снова пришел, Зуке мне сообщает: «Отпросись с занятий, надо этого ребенка отвезти к матери. Асиму привезли к нам поздновато, с твоим братом мы окончательно решили развестись. Евней ушел жить в общежитие…» — сказала так, как будто мне по голове обухом ударила. Некоторое время мы оба сидели молча, потом, как бы излив души, что-то друг другу сказали и даже прослезились. В тот час пришел Евней. Мне принес билет на прямой поезд в Петропавловск (в это время уже действовала прямая железная дорога Моинты — Чу, которая сократила время проезда почти втрое. — М. С.). Сходив к директору техникума, он попросил освободить меня от учебы на одну неделю. Что поделаешь, беспрекословно выполнять, что говорит брат, — с малых лет для меня неписаный закон. Как побитый, захватив девочку, отправился в родной аул. Когда приехал, получил хорошую взбучку от матери: «Почему ребенка обратно привез, я же тебе сказала, во чтобы то ни стало через Асиму их помирить?!..» — кричала она на меня и долго проплакала. Сейчас я думаю, она очень любила свою первую сноху, с острой душевной болью переживала за тяжелую судьбу Евнея, верила в высокие человеческие качества Зуке, что она хорошая супруга сыну и нам отличная сноха. Видевшая разные жизненные ситуации, наша мать по этому поводу нисколько не ошиблась…»

IV

У Евнея Арыстанулы был притягательный, общительный характер. В те годы, когда мы учились на последних курсах, он жил в студенческом общежитии, был уже холостяком…

Однажды вечером я пришел к нему в комнату, чтобы показать свой новый рассказ. Иногда он собирал группу студентов в своей комнате и зачитывал нам отрывки из комедии В. Маяковского «Клоп», которую в это время переводил. На таких вечерах я, тоже грешивший сочинительством, нередко делился своими соображениями, поэтому мой визит к нему со своим рассказом был неслучайным. Евней Арыстанулы, бегло перелистав мое «творение», изрек: «Приглашай джигитов, кого найдешь, сейчас же прочитаем». Я привел несколько своих дружков и начал читать рассказ.

Этот рассказ до сегодняшнего дня не опубликован. Видимо, не очень достоин этого. Назывался он «Обманутая надежда», а сюжет был таким: алматинский студент влюбился в привлекательную девушку, которая проживала в другом городе. Соскучившись по ней, он неожиданно приезжает туда и, встретив любимую в объятьях другого парня, тут же уезжает обратно…

Прочитал его минут за двадцать. Кончив, жду суда товарищей.

— Ну, высказывайтесь, — требует Евней Арыстанулы.

— По-моему, герой рассказа — слишком хлипкий парень, за свою любовь надо бороться, а он, молча проглотив обиду, уезжает обратно, — сказал один из слушателей.

— Ну, как не уехать, если та красавица, которой он свято верил, оказалась склонной к измене и перемене, как ветер мая. Такую вертихвостку нельзя изображать красавицей, надо ее показывать кривоногой…

— Правильное замечание! Даже лучше, если еще и узкоглазой показать, у которой не все шарики в голове…

— По-моему, ты в нашем институте зря вертишься. Тебе нужно было поступать в университет, на филологический факультет, лучше на журфак… — заметил еще один из умников. — Вы же, Ебеке, не знаете, что он во время лекций иногда пописывает вот такие опусы…

Мои знакомые, острые на язык, вместо того чтобы обсуждать мой рассказ, перешли на подковырки и насмешки в мой адрес. Евней Арыстанулы пока молчал. Мои же друзья вошли во вкус: мол, кто погонится за двумя зайцами, ни одного не поймает. В общем, разгорелся вечный спор о физике и лирике.

— Вы не по той тропе пошли, джигиты! — громко хохоча, воскликнул Ебеке наконец. — Вы же с удовольствием читали новый роман Даниила Гранина «Искатели»? Потому что в романе описывается близкая вам среда, люди производства. А вы знаете, что автор романа технарь? Благодаря этому он сумел верно, изнутри показать производственную атмосферу, создать правдивые образы своих героев — ему это всё знакомо, так как сам он когда-то работал в цеху. Так что, ребята, зря не критикуйте своего товарища…

Потом Ебеке по поводу моего рассказа высказал ряд замечаний, но в основном одобрил сюжетную канву, скорее, мое стремление к творчеству. И те, кто на меня ополчились, сразу утихомирились… Теперь же я думаю, что Евней Арыстанулы, несмотря на слабый рассказ, меня не зря поддержал…

Позднее в одном из первых номеров нашей институтской газеты «За инженерные кадры» был опубликован мой очерк «Наш любимый профессор». Подтолкнул меня к написанию этого очерка Евней Арыстанулы.

— Тебе известно, что нашему математику Николаю Степановичу скоро исполняется семьдесят пять лет? — спросил он меня.

— Знаю.

— А если я тебе, как редактор, закажу очерк о нем?

— О, агай, не смогу, ведь надо писать по-русски… — замялся я. — Освободите меня от этого поручения…

— Пиши на казахском, вообще всё, что думаешь об этом чудесном человеке. Ведь он ваш любимец… Если сумеешь написать стоящий очерк, за переводом дело не станет.

Профессор Старков был уважаемым человеком. На первых двух курсах он преподавал нам высшую математику, читал свой предмет прекрасно. Чудаковатый и бесхитростный по характеру, он был, когда требовалось, очень строгим человеком. Его биография просто поразительна: защитил кандидатскую диссертацию, когда ему исполнилось 66 лет; накануне своего 75-летия получил звание профессора; а по специальности, как ни странно, он был геодезистом, в 1930-е годы он вдоль и поперек исколесил казахскую степь — от берегов Каспия до снежных вершин Алатау, производя топографические съемки для географических карт.