Евней Букетов - [51]

Евней Букетов нашел изъяны в образах вначале незаметных персонажей, а впоследствии играющих значительную роль в романе, некоторых русских людей. К самым неудавшимся он отнес образ Елизаветы Быковой, подвергнув сомнению ее революционную убежденность. Автор статьи свои выводы аргументирует так: марксизм в годы, описанные в романе, еще не получил широкого распространения… Поэтому Елизавета Быкова — нереальная фигура. При этом автор романа не учел противоречивости деятельности и духовного облика революционно настроенной русской интеллигенции того времени, не имевшей правильной и ясной теории и конкретной цели, что и нашло отражение в этом образе.

Второе действующее лицо из русских — Никон Ушаков — так же, как утверждает критик, исторически неверно показано. Несмотря на то, что он капиталист, зарабатывающий деньги на чужом горбу, в романе он всем помогает, всегда старается облегчить труд казахских рабочих, даже, как филантроп, хочет, чтобы казахские дети учились в технических школах. На самом деле он стремится к тому, чтобы всех казахов превратить в рабов, для еще большей эксплуатации. Но ведь Никон Ушаков не смог противостоять таким магнатам, как Рязанов, не проявил твердости характера, свойственной русским купцам. В конечном счете сострадалец-купец потерпел поражение. И поэтому в романе идущий вроде на подъем образ легко выпадает из поля зрения читателя.

«Группируя так события и ситуации, писатель не смог глубоко, всесторонне показать подлинный облик предпринимателей, не создал цельных, психологических образов рыцарей (?) наживы, объективно прогрессивная роль деятельности которых не является результатом их мнимой филантропии, — пишет критик. — Их деятельность была прогрессивна вопреки личным стремлениям…»

Окончательное мнение критика сводится к тому, что зарождающаяся казахская интеллигенция в романе показана очень бледно, поверхностно, дальше слабых попыток высветить ее общественную деятельность у писателя дело не пошло. И критик доходит даже до того, что навязывает свое мнение автору, рекомендуя учесть его при создании второй книги романа. «Хочется надеяться, что, работая над продолжением романа, Г. Мусрепов еще вернется к первому тому и сумеет исправить и дополнить то, что в первом издании книги вызывает неудовлетворенность. Такая работа сделает произведение еще более значительным, художественно ценным», — заканчивает он статью.

Пересказывая содержание этой статьи, мы, наверное, не смогли передать и одной десятой доли того, что критик хотел сказать. Однако и без того ясно: из статьи следует, что образы русских персонажей описаны в романе слабее казахских, даже неверны. Это, кстати, очень тяжелое обвинение. Молодой критик, к тому же любитель-литератор, указывает маститому писателю и советует пересмотреть некоторые художественные концепции его выстраданного детища.

Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Тем более если оно растиражировано республиканской газетой. Мы уже говорили о разном восприятии этой статьи литературной общественностью. Но читателю нынешнему, думаю, гораздо интереснее узнать, как поступил сам Габеке в этой весьма щепетильной ситуации.

«Однажды Габит Махмудович, позвонив домой Евнею, сообщил ему, что хотел бы встретиться с ним, — пишет в книге «Брат мой, друг мой» Камзабай Букетов. — Евней не растерялся, пригласил его к себе домой. Разумеется, в его доме был переполох, ведь известного писателя надо было встретить достойно. Естественно, мы успели кое-что подготовить, с волнением стали ждать гостя… Он пришел точно в назначенное время. Полноватый мужчина, среднего роста, в темных очках, в летнем костюме, с портфелем в руках. Поприветствовал нас, расспросил по исстари заведенному обычаю о здоровье наших родных и близких. Потом спросил: кто я? Услышав от Евнея, что я его младший брат, вроде бы успокоился и начал обстоятельную беседу с Евнеем. Вначале разговор шел о наших родных местах, ведь мы с ним земляки, наши аулы расположены близко друг от друга… И вот, наконец, они переключились на ту тему, что послужила причиной встречи. Это было уже после традиционного чая, поданного хозяйкой. Габит-ага достал свою книгу «Пробужденный край» и рецензию моего брата «У истоков великой дружбы». Я, чтобы не мешать, уединился подальше, в угол квартиры. Но я внимательно слушал их разговор, который продолжался два с половиной часа… Затем они стали долго и скрупулезно разбирать каждое предложение той статьи и соответствующие страницы в книге. Беседа их шла спокойно, на вежливом, светском языке, свои эмоции они сдерживали и разговаривали очень уважительно. Из всего, что происходило, мне понравилось — это такт, степенность именитого писателя, он ни разу не повысил голос, не ввязался в спор, как аксакалы нашего аула, каждое слово Габит-ага было взвешенным, доверительным, ровным…»

Ожидания обывателей того, что между писателем и критиком произойдет свара, не оправдались. Почтенный писатель — он был на двадцать три года старше своего критика — не посчитал для себя зазорным нанести визит Евнею Букетову. А молодой преподаватель КазГМИ, восприняв этот шаг старшего как проявление дружеского отношения к нему, не стал упираться, стоять на своем, признав, что в статье допущены некоторые сугубо личные суждения. Видимо, попросил извинения. В результате и старший, и младший поняли друг друга…