Евней Букетов - [173]

Я был ознакомлен всего с 31 письмом Т. А. Сатпаевой к Евнею Арыстанулы Букетову (все они написаны в 1971–1976 годах, общий объем — 70 страниц, хранятся они в Карагандинском областном архиве). Самое последнее датировано 26 января 1976 года. Для сведения читателей сообщаем: Таисия Алексеевна, в девичестве Кошкина, с Канышем Имантаевичем познакомилась в Семипалатинске, когда работала лаборанткой в учительской семинарии. А вновь они встретились в аудитории Томского (Сибирского) технологического института, когда учились там в 1921–1926 годах. Создав с Канеке семью, они жили под одним шаныраком с 1926 года. Таисия Алексеевна Сатпаева ушла из жизни весной 1976 года.

II

Теперь придется, как бы тяжело ни было, подробней рассказать о том прискорбном случае, когда не только мне, но и Евнею Арыстанулы поневоле пришлось на время прекратить писательские занятия…

В начале 1974 года я завершил свою документальную книгу «Каныш Сатпаев», заказанную мне издательством «Жазушы». Более года рукопись ее проверялась во многих инстанциях, тем не менее она успешно прошла научную и литературную экспертизу и потому была включена в тематический план выпуска 1975 года в объеме 20 печатных листов. Затем рукопись с успехом прошла и редактирование, издательство готовило ее выпуск в новой серии, предназначенной для молодежи, «Замечательные люди». Как помнится, в июле того же года она была отправлена в типографию. А я, изрядно уставший после напряженной работы, продолжавшейся более десяти лет, но чрезмерно счастливый успешным ее завершением, отправился с семьей отдыхать на Рижское взморье, в город Дубулты, где был Дом творчества писателей. В общем, оставалось пожинать плоды долгого труда — подписывать сотни экземпляров книг для друзей и близких, в том числе и всех сатпаевцев, помогавших мне в поисках.

Но моему благому намерению не суждено было осуществиться. В сентябре того же года по письменному приказу председателя Казгоскомиздата набор моего «Каныша Сатпаева» был остановлен без объяснения причин. Тогда же мне стало известно, что такое указание ему дал сам секретарь ЦК КП Казахстана С. Н. Имашев. Таким образом, мои худшие опасения подтвердились. Притом первым пострадавшим оказался я сам…

Моя борьба за своего «Сатпаева» с власть имущими в родном Казахстане продолжалась два года. Я просился на прием к первому секретарю ЦК, дважды писал официальные заявления на его имя, но допущен к нему не был. В конце концов, после настоятельной просьбы первого секретаря Семипалатинского обкома КП Казахстана Н. Е. Морозова — это было уже на втором году моих мытарств и хождений по кабинетам «Большого дома» — автора «арестованной» рукописи милостиво соизволил принять С. Н. Имашев (в книге моих воспоминаний-эссе «Через тернии» эти «приключения» и сама аудиенция у секретаря ЦК подробно описаны, и поэтому я здесь не буду повторять весь наш с ним разговор).

Буду краток: о причине запрета на мою книгу Саттар Нурмашулы, человек умный и наделенный огромной властью, не мог сказать ничего вразумительного, в качестве довода привел смехотворные объяснения. Вот его слова: «Алексей Брагин, Евней Букетов и ты, Медеу, являясь членами Коммунистической партии, до небес возносите заслуги Сатпаева, Тогда как XX съезд КПСС политически осудил и развенчал вредный по сути «культ личности», вы же своими произведениями тянете нас назад. Культ крайне опасен для нас. Это отступление от марксизма-ленинизма. Мы не допустим такого безыдейного сползания к ревизионизму!..»

В этот день я был настроен решительно, вел себя очень агрессивно, потому что был в отчаянии от явной несправедливости, допущенной по отношению к памяти К. И. Сатпаева и ко мне лично. Словом, я не собирался легко сдаваться и обрушился на секретаря ЦК с обвинениями:

— Саттар Нурмашевич, вы меня нисколько не убедили. Каныш Сатпаев — большой патриот Советской страны, он отдал все свои знания и силы укреплению экономической мощи Советского Союза, его имя известно во всем мире. Но среди вас есть люди, которые завидуют его заслуженной посмертной славе, хотят принизить его роль и значение в развитии науки Казахстана. Вы тоже льете воду на мельницу этих завистников… Но учтите, это вам никогда не простят ни народ, ни история. Слава Канеке вечна, она перешагнет через головы партийных секретарей и правительств, через стены вашего высокого кабинета и выйдет на широкий простор! Как вы тогда посмотрите людям в глаза, как вы тогда объясните свое нелепое указание о запрете документальной книги о нем, а также и документального фильма о Сатпаеве? Ведь запретами вы не искорените его имя из памяти народа! Свет, зажженный им, будет всегда светить людям…

Когда я произнес эту тираду, точнее, выплеснул свой гнев, секретарь ЦК вскочил с места и стал нервно ходить из угла в угол по кабинету. Я молчал. И тут, к моему великому изумлению, Имашев наклонился ко мне и как-то покаянно, стараясь меня утешить, тихо произнес:

— Братишка Медеу, почему ты обвиняешь только меня? Есть в этом доме и другие чины, повыше меня, а я лишь стрелочник в этой заварушке…

Услышав такое признание, я растерялся. Значит, то, о чем смутно догадывался, оказалось жестокой правдой. Между тем до этой минуты я считал, что хозяин «Большого дома» Динмухамед Ахметулы Кунаев стоит выше мелких и грязных интриг, наивно верил, что он не способен на всякие козни против своего же научного наставника, незабвенного Канеке.