Евней Букетов - [156]

Особенно много недостатков было выявлено на юридическом факультете. Об этом с сожалением говорил на ученом совете декан факультета Мажит Имашев: «Не секрет, что те недостатки, которые отметила комиссия, были известны нам давно, но, тем не менее, они у нас были. Анализируя эти недостатки, я обнаружил, что в них есть и объективные факторы и субъективные. Я буду говорить об объективных факторах. Прежде всего — это материально-техническая база. Как всем известно, наш факультет в течение шести лет скитался по различным уголкам нашего города, и, наконец, мы получили новый корпус университета, на эту сторону члены комиссии почему-то не захотели обратить внимание. Далее, относительно ТСО. Наши студенты своими силами изготовили большое количество слайдов для факультета, а где их демонстрировать? Строительные организации города до сих пор не сдали в эксплуатацию поточные аудитории, которые должны быть оснащены всеми приспособлениями для использования ТСО — технических средств обучения. И опять об этом ни слова. Кадры на нашем факультете, который начал с нуля, — это вообще проблема. Минвуз за семь лет к нам не направил ни одного человека для укрепления факультета…»

После отъезда комиссии состоялось заседание ученого совета университета, как мы говорили выше, с повесткой дня: «О мерах по устранению недостатков, отмеченных комиссией ЦК КП Казахстана». С докладом выступил ректор университета Е. А. Букетов. Соблюдая узаконенную традицию и партийную этику, все выступавшие, в том числе ректор и секретарь парткома А. Ф. Лепешкин, признавали замечания комиссии, заверяя в своей готовности устранить недочеты и поправить положение в университете.

Из беседы автора с доктором философских наук Садуакасом ТЕМИРБЕКОВЫМ:

«Осенью 1979 года меня пригласил к себе секретарь ЦК КП Казахстана С. И. Имашев. Я тогда уже более года работал заместителем заведующего отделом науки, высшего образования и школ ЦК.

— Беспрерывно идут жалобы на ректора Карагандинского университета: в своем кабинете он, мол, бывает только два-три дня в неделю; часто болеет; он не выполняет свои прямые обязанности, больше занят литературным творчеством; руководство университетом полностью переложил на своего друга Н. Ф. Пивеня, которого перетянул из Алматы; а этот человек пренебрежительно и высокомерно относится к местным кадрам… Короче говоря, придется тебе ехать в Караганду с группой людей. То, что пишут в жалобах на Букетова, проверь тщательно на месте, — сказал секретарь. — А в комиссию включи представителей разных специальностей из институтов, чтобы состав был солидным. Не забывай, это щепетильное дело, многие смотрят на проверяющих с недоверием, если найдете вопиющие нарушения — надо их подкрепить доказательствами, чтобы ни у кого не возникло сомнений…

Я сразу понял, что поручение ответственное. А с Евнеем Арыстанулы я был не только хорошо знаком, он был с давних пор для меня близким, уважаемым человеком. Но есть служебный и партийный долг. Пришлось обдуманно формировать состав комиссии… Через неделю, когда она полностью включилась в работу, приехал в Караганду. До переезда в Алматы я был ректором Чимкентского института культуры, так что вузовская работа мне была знакома… Супруга Ебеке родом из Туркестана, и поэтому я его называл жезде[69], а он меня балдыз. Он обрадовался, что именно я возглавляю эту, не совсем приятную, комиссию, нежданно нагрянувшую с проверкой…. Если не считать того, что он давал нам кое-какие разъяснения, в ход проверки ректор не вмешивался. Человек он высококультурный, строго соблюдал этикет.

Но однажды он пошутил:

— Оу, балдыз, сестра твоя на тебя сердита, ты не заходишь даже поздороваться.

— Она права. Если поможете добраться до нее, готов приехать… — ответил я.

В тот же день поехали к ней. Оказалось, она уже приготовила угощение. Сели за стол, втроем, без свидетелей, поговорили по душам. О делах университета ни он, ни я не заводили разговор. Хозяин дома проявил светскую деликатность. Что я заметил, лекарства он глотал целыми пригоршнями…

— Ебеке, что вы делаете? — проявил я тревогу.

— Да, вот такое состояние здоровья.

Я убедился в том, о чем мне говорил секретарь ЦК. Видимо, Ебеке догадался по выражению лица о промелькнувших у меня мыслях:

— Ты, балдыз, в поте лица ищешь недостатки в моей работе и зря… А ты знаешь, я уже думаю, чтобы вас далее не мучить, написать заявление об уходе с поста ректора по собственному желанию, — неожиданно заявил Ебеке. — Вот и сестра твоя каждый день пристает ко мне: написал ли я заявление…

На это я ему ответил так:

— Как вам поступить — решайте сами. Вы старше меня, ума, знаний у вас больше, чем у меня.

Разговор за дастарханом на этом закончился…

— Говорят, Ебеке в том году на вас очень обиделся. Как писателю, исследующему его жизненный путь, многие обстоятельства его жизни мне известны, и все, что его касается, я не пропускаю мимо ушей, поймите мой вопрос правильно… — заметил я.

— То, что вы слышали, Медеке, правда, — сказал Садуакас Темирбеков простодушно. — Он обиделся за то, что я по-дружески не раскрыл ему главную цель проверки. Надо было мне сказать об этом, когда я был у него дома… Вы, наверное, знаете, в партийных делах не должно быть никаких родственных отношений. То, что тебе поручил вышестоящий начальник, не положено разглашать никому. Видимо, я не смог переступить эту этику. Но Ебеке, добрейший, большой души человек, через два года, на одном из совещаний в Академии наук, случайно встретив меня, сказал: «Твоей вины в том деле нет, потому я прощаю твой грех!..» — и тут же заключил меня в свои объятия. С меня как будто сняли тяжелый груз после его признания…