Евней Букетов - [153]

— Остановись, батыр, я согласен: Аскар Менлиахметович — человек наивный, может легко поддаться наушничеству мнимых его друзей. А Димеке — крупная личность, его-то не втянешь в такие мелкие склоки. Как ты можешь утверждать, что большой государственный деятель такого масштаба мог обидеться за очерк, за то, что я не упомянул их, братьев. Ведь эта публикация — однодневка, сегодня прочитают, а завтра уже забудут. Нет, не убеждай меня, хоть убей, ни за что тебе не поверю…

Евней не стал дальше спорить.

К. решил проявить покладистость.

— Димеке — высоко парит. Он на мелочь не разменивается. Говорят, если он захочет кого-то наказать, скажем, убрать с поста, никогда он сам этим не будет заниматься. Такие манипуляции он проделывает чужими руками. Но ты не забывай, что он тоже человек из плоти и крови. И, конечно, кто-то из его приближенных, имея на тебя зуб, а возможно, просто, чтобы выслужиться, мог его убедить в твоем неприятии их клана. И он заподозрил, что ты держишь камень за пазухой… Конечно, все это предположительно. Но я не сомневаюсь: кто-то накапал на тебя Димеке, и он выразил недовольство тобой. А рядом с ним всегда находятся проверенные и преданные служаки. Такие, как Саттар Имашев, которые держат ухо востро. Они сразу поймут что к чему, и начинают думать, как тебя наказать…

— Подожди, друг мой. А что, разве народ вечно будет безмолвствовать? Ведь все видят, что это организованная травля. Когда-то всё выйдет наружу. Время всё расставит по своим местам. Не знаю, как отнесутся потомки к моим литературным опытам, но научный вклад они должны признать и оценить.

— Правильно рассуждаешь, Евнейжан! Научное наследие твое переживет тебя! Даже «Записки» твои!.. Но ты — умный человек. О том, что я сейчас тебе сказал, подумай хорошенько, крепко подумай! — И он, разволновавшись, придвинулся к нему ближе. — В том очерке, не спорь со мной, не знаю, как тебе доказать, ты допустил много промахов… Ну, я понимаю, что достойно показал историческую роль и заслуги Канеке в открытии Академии наук, но тут же ты мог пару теплых абзацев посвятить и Димеке. Тем более он принял храм науки из рук Сатпаева в такое тяжелое время, когда в Казахстане свирепствовали репрессии 1950-х годов, санкционированные Москвой. Надо было хотя бы отметить достойно его трехгодичный труд во главе академии, там же подчеркнуть, что он вернул Академию наук в целости и даже обогатившейся новыми кадрами и институтами своему наставнику К. И. Сатпаеву… А ты об этом ни словом не обмолвился, как будто Динмухамеда Кунаева не было в анналах науки. А младший Кунаев, твой бастык и ученый-металлург, вот уже пять лет как президент академии. Ты его тоже не жалуешь. Почему бы не сказать несколько добрых слов в его адрес, от тебя бы из-за этого не убыло. Ведь он уже избран членом-корреспондентом союзной академии. Удостоен Госпремии СССР. Наград у него также хватает…

— Еще получит.

— Правильно. Наша казахская пословица гласит: «У кого брат надежный покровитель, тот легко пойдет в гору». Всем известно, и это уже не тайна, что Димеке, чтобы своего младшего брата посадить в кресло президента Академии наук, заблаговременно убрал с его дороги таких крупных ученых, как Чокин и Есенов. А в своем очерке ты вовсю расхваливаешь их обоих. Прочитав, я вчера подумал, что ты это делаешь назло братьям Кунаевым, в пику им превозносишь до небес своего друга Шахмардана. С удовольствием читал. Но?.. Тебе и об этом надо было немного подумать. Ан нет, в итоге ты сам дал в руки камчу тем, кто искал у тебя изъяны, чтобы хулить тебя. Это во-первых. Во-вторых, среди ученых-коллег за твоей спиной распространяется мнение об Аскаре, как человеке недальновидном, а приписывается это тебе, и ты в этом случае не сможешь оправдаться — потому что в своем очерке Аскара вообще не назвал… А он единственный и любимый брат Димеке, продолжатель их рода. Так что ты и в этом плане допустил непростительную ошибку! А я слышал, что он ради защиты чести и имени Аскара любому свернет шею, не считаясь ни с чем и ни с кем…

К. говорил громко, запальчиво, он даже немного охрип и вспотел. Подойдя к холодильнику, он достал воду и жадно выпил целый стакан.

— Я тебе всю правду выложил, но я вовсе не собирался тебя совсем вышибить из седла, я просто хотел тебе открыть на всё глаза. У тебя есть противники и завистники, они-то и хотят тебя живьем закопать в землю. Начали с твоего хобби, литературных произведений, теперь возьмутся за университет, а потом и за научные занятия…

В какой-то миг вспомнив, что он хозяин этого очага, К., будто почувствовав угрызения совести, глубоко вздохнул и наполнил рюмки коньяком. Затем посмотрел на гостя с прищуром:

— Сейчас, Евней, каждый наш шаг, каждое слово, даже идти или не идти в гости — уже политика. Где ты сидишь, о чем говоришь, все приобретает особое значение… В гостях сидишь и только и думаешь, как бы что-нибудь лишнее не ляпнуть… Тут нас только двое. И опасаться нам некого. Давай еще выпьем…

Гость, хохотнув, поднял свою рюмку.

— Ты что это — вместо того чтобы плакать, смеешься?

— А что прикажешь теперь делать? Что наломал дров — это я уже понял, так уж получилось. Вначале хотел и о них написать, в первую очередь о старшем Кунаеве. Но потом подумал, что это будет выглядеть так, будто я перед ним угодничаю, считал это неудобным в моем положении. Исправить теперь это трудно, просить прощения уже поздно.