Этот прекрасный мир - [114]
Вот почему, изучая кондиционированный американский кошмар, я в восторге от надежды вновь собрать воедино обломки, накопившиеся на берегах этого изолированного острова инцеста по имени Джордж Инзел. Среди бесчисленных других вещей я вижу увядший цветок из Долины Смерти, осколок кварца из парка Бэд-Лендс, бусинку индейцев навахо, ржавый топор мясника со скотобойни, каплю сыворотки крови из Онкологического института, вошь из бороды еврея, улицу с названием Миртовая авеню, город целиком из целлулоида и другой, из целлофана, сухую овсянку «Грейп натс», похожую на сушеные мозги, и так далее. Точно в центре обломков, тщательно подновленный и тщательно вентилируемый, стоит Бруклинский мост. На одной башенной опоре сидит тетушка Милия и заплетает волосы, на другой – Джордж Инзел, вооруженный спринцовкой, какими орудуют гробовщики. Солнечный день, на нок-реях внизу на верфи болтаются мертвецы, окоченевшие и веселые. Тетушка Милия теперь так удобно устроилась, что, если пожелает достать Луну, чего ей иногда хочется, ей достаточно протянуть руку в митенке. Все подобрано с высочайшим вкусом, с пристрастием, предрасположением, упорядоченно, продуманно. Северное сияние размахнулось во всю ширь, и небо – как один невероятно стерильный омлет, посыпанный петрушкой и тмином. Это был превосходный день для каждого, включая Бога. Ни единого признака дождя, ни намека на кровь или чуму. Погода, как и небо, не собиралась меняться ad infinitum[174]. Под руслом реки несчастные несколько тысяч человек с клепальными аппаратами терпеливо надрывают свои легкие. В остальном же картина грандиозная. С мирной улыбкой североамериканского гангстера я хожу взад и вперед по мосту. Мое страдание скручено долговременной эластичной повязкой; на случай, если стану кашлять кровью, на моих четках, купленных однажды в грошовой лавке, висит удобная маленькая чашечка. Линкоры занимают позицию для тренировочной стрельбы по мишеням; им скоро предстоит участвовать в сражении, иначе их отправят на корабельное кладбище. Контр-адмиралы определяют азимут; они тоже будут сражаться, как все остальные герои. Каждый с исключительным героизмом примет смерть, включая великого тибетского далай-ламу. Сальвадор Дали моет свои кисти; он чувствует, что его малость опередили. Но его день близок: скоро воздух заполонят плацента, крылатые бархатцы и плевательницы с человеческими глазами. В Юкатане неистовствуют чиклерос[175]. Доведенные до отчаяния, Братья Ригли жуют собственную жвачку. На берегах Большого Соленого озера встают призраки убитых бизонов и атакуют бойню. И тем не менее небеса сияют, как омлет, веточка петрушки на месте. Превосходный день для всех, включая Бога.
Североамериканцы боятся двух вещей: смерти и безумия. Коренные жители, похоже, избавлены от этих страхов. Убийца – это человек без нервов и чувства вины. Он делает свою работу в состоянии транса. На электрическом стуле он проявляет то же спокойствие, что в кресле парикмахера, даже большее, потому что в парикмахерской смерть обычно бывает нечаянной, тогда как на электрическом стуле она гарантирована, как процент со вклада. Крепко спящего человека можно убивать снова и снова – он не чувствует боли или ужаса. Но та часть человека, которая бодрствует и которой в определенные периоды запрещен доступ к телу, со временем образует незримые силы, которые насыщают атмосферу страданием. Так целый континент движется, подобно плавучей льдине, к тропическому течению, в котором напряженность должна раствориться.
Когда я был в нем и был частью него, я испытывал такое чувство, будто остальной мир спятил. Когда дрейфует целый континент, кажется, что у этого дрейфа есть направление. Но когда станешь на корме и внезапно поймешь, что руля-то нет, испытываешь совсем другое чувство. И если так стоять очень долго, обязательно сунешься в воду, не узнавши броду. Именно это со мной и случилось. Я сунулся в воду в водолазном костюме и перерезал канат. Очутившись на дне, я почувствовал, что наконец стою на твердой почве. Глядя вверх сквозь морскую толщу мокрыми глазами, я различил подошвы и пятки тех, кто надо мной катался на коньках по тонкому льду. Впечатление было такое, будто они уже на небесах, разве что ангелы не вооружены картечницами Гатлинга. Но на лицах у всех было написано блаженство, как у покойников. Они просто ждали старуху с косой, которая их скосит.
Совершая свое долгое бегемотье путешествие, я пришел к пониманию некоторых вещей, которые предки безуспешно пытались вдолбить мне. Я понял, что нужно дышать очень легко, почти совсем не дышать. Понял, что нужно уступать дорогу, находить окольные пути, плыть по течению; понял, что нужно убивать время, плавая на спине, втираться в доверие к самым зверским типам, быть исключительно гибким и неспортивным, бесхребетным, пушинкой в пустоте, – если желаешь достичь другого берега.
Другой берег! Прежде всего вы должны научиться забывать о том, что есть другой берег. Потому что берег всегда возникнет, когда это необходимо. Как во сне, чтобы избавиться от кошмара, достаточно проснуться, точно так же в подводном путешествии берег всегда рядом, стоит только решиться поднять самого себя за волосы. Безумие же грозит, лишь когда усомнишься в том, что можешь поднять самого себя за волосы.
«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.
Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».
Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.
Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!
«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!
«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.
«Рассказы о парах» Михайло Пантича, хотя и насыщены литературными аллюзиями, — это всегда непосредственный опыт городской жизни, где сквозь обезличенную повседневность проступает стремление героев разобраться в собственной любви и собственной боли… Из, казалось бы, «несущественных вещей» рождаются мечта, смысл, надежда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.
Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.
Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».