Этот прекрасный мир - [112]

Шрифт
Интервал

. По мне – это поэзия. И я уже не вижу плетеного из проволоки стула с дырами в сиденье, а вижу пустой трон. Будь оно по-моему, я бы чеканил этот стул – пустое сиденье – на каждом серебряном долларе. Нам надо где-то присаживаться, отдыхать, созерцать, знать, что у нас есть тело – и душа.

Людям, не ведающим, как есть и пить, людям, живущим опосредованно, газетами и фильмами, людям, блуждающим вокруг привидениями или автоматонами, людям, сделавшим из работы фетиш, потому что никак иначе не умеют занять свой ум, людям, голосующим за республиканца или демократа в зависимости от того, полон их рабочий судок, или наполовину пуст, или ржав, или весь дыряв, людям, присаживающимся, только чтобы глотнуть чуток помоев, – что им за дело, какова новая расстановка сил? Хапуги делают вид, что тревожатся о надвигающейся революции. Насколько я могу судить, революция – уже свершившийся факт. Все готово, механизмы уже на полном ходу, умонастроения созрели для грядущей Утопии. Осталось лишь дать ей название. Эра коллективности провозглашена. Америка обобществлена, снизу доверху. Ей недостает только Ленина, или Муссолини, или Гитлера.

Повторяю: неважно, как именуется расстановка сил. Вот обрядим труп – и все сразу станет мило. А если хотите знать, какое оно будет, когда его отмоют, накрахмалят, опрыскают, стерилизуют, кастрируют и надежно защелкнут на нем сбрую, просто почитайте великий американский роман – их выходит по одному в неделю. С точки зрения Утопии может казаться, будто смотришь в телескоп не с того конца, но нужно лишь развернуть его.

Покуда эта громадина, эта бессмысленная машина, которую мы сотворили из Америки, не сокрушена и не сдана в утиль, нет никакой надежды. Начальник – сутенер, работник – шлюха. Экономическая революция ничего не добьется. Политическая революция ничего не добьется. Даже если заменить все части и поставить новую модель, ничего ценного не случится. Недуг – в корнях. Поражено все тело Америки.

Если вы – художник, вам остается одно утешение, какого не досталось другим: вы можете играть роль гробовщика. Это старинная и почтенная профессия, она требует лишь простого прикладного знания человеческой анатомии. Она приносит удовлетворение от достойного движения и работы со смертью, позволяя вам при этом оставаться вполне живым и радостным.

Бруклинский мост

Всю свою жизнь я чувствовал тесную близость к безумцу и преступнику. Практически всю свою жизнь я провел в больших городах; я несчастен и не нахожу себе места, если я не в большом городе. Моя любовь к Природе ограничивается любовью к воде, горе и пустыне. Они составляют триаду, более безусловную для меня, нежели любая духовная пища. Но в городе для меня существует еще один элемент, превосходящий все три упомянутых мощью своей притягательности: это лабиринт. Заблудиться в незнакомом городе – величайшая радость, какую я знаю; представлять, где находишься, значит все потерять. Город для меня – это воплощенное преступление, воплощенное безумие. Тут я чувствую себя как дома. Когда я вижу, в кино например, огромный китайский город, когда представляю себя посреди того хаоса и неразберихи, у меня слезы наворачиваются на глаза. Для меня это все равно что царствие небесное. Неважно, на каком языке смогу я общаться с человеком большого города. Мы братья, мы понимаем друг друга. Разве мы не движемся к общей реальности – реальности, зародившейся в преступлении?

Чтобы продвинуться хотя бы на шаг вперед, необходимо вернуться назад чуть ли не к самому началу. Каждый человек, заслужив надлежащую смерть, которая предшествует возмужанию, возвращается в детство за вдохновением и поддержкой. Тогда-то ему видятся вещие, беспокойные сны; он засыпает, чтобы прозреть. Так он начинает погружаться в себя, разумеется, безотчетно, до состояния аннигиляции, которое достигается по мере погружения. Начинает жить в полном осознании себя, чтобы насладиться долгой, непрерывной окончательной смертью, смертью, которую испытали лишь очень немногие. Память приобретает новое свойство, она почти идентична бодрствованию. Память перестает быть бесконечным товарным составом. Единое сознание – для сна, для памяти, для бодрствования. Все движется по кругу, поднимаясь наверх из одного неисчерпаемого источника.

В кошмарных снах и видениях, которые сопровождали меня, когда я писал «Черную весну», один образ постоянно являлся мне в особом великолепии и блеске: Бруклинский мост. Для меня Бруклинский мост во многом был тем же, что радуга для Лоуренса. Только если Лоуренс искал светлое будущее, которое как бы обещала радуга, я искал связь, которая соединила бы меня с прошлым. Мост для меня был возможностью вновь утвердиться в универсальном потоке; он был прочней и устойчивей радуги, и в то же время это было крушение надежды и стремления. Он позволял мне соединить два прапотока, которые кружат между полюсами смерти и безумия. С этого времени я мог твердо стоять одной ногой в Китае, другой – в Мексике. Я мог спокойно ходить между безумцем и преступником. Я был надежно укоренен в своем времени, и все же был над ним и вне его.


Еще от автора Генри Миллер
Тропик Рака

«Тропик Рака» — первый роман трилогии Генри Миллера, включающей также романы «Тропик Козерога» и «Черная весна».«Тропик Рака» впервые был опубликован в Париже в 1934 году. И сразу же вызвал немалый интерес (несмотря на ничтожный тираж). «Едва ли существуют две другие книги, — писал позднее Георгий Адамович, — о которых сейчас было бы больше толков и споров, чем о романах Генри Миллера „Тропик Рака“ и „Тропик Козерога“».К сожалению, людей, которым роман нравился, было куда больше, чем тех, кто решался об этом заявить вслух, из-за постоянных обвинений романа в растлении нравов читателей.


Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом».


Сексус

Генри Миллер – классик американской литературыXX столетия. Автор трилогии – «Тропик Рака» (1931), «Черная весна» (1938), «Тропик Козерога» (1938), – запрещенной в США за безнравственность. Запрет был снят только в 1961 году. Произведения Генри Миллера переведены на многие языки, признаны бестселлерами у широкого читателя и занимают престижное место в литературном мире.«Сексус», «Нексус», «Плексус» – это вторая из «великих и ужасных» трилогий Генри Миллера. Некогда эти книги шокировали. Потрясали основы основ морали и нравственности.


Нексус

Секс. Смерть. Искусство...Отношения между людьми, захлебывающимися в сюрреализме непонимания. Отчаяние нецензурной лексики, пытающейся выразить боль и остроту бытия.«Нексус» — такой, каков он есть!


Тропик Козерога

«Тропик Козерога». Величайшая и скандальнейшая книга в творческом наследии Генри Миллера. Своеобразный «модернистский сиквел» легендарного «Тропика Рака» — и одновременно вполне самостоятельное произведение, отмеченное не только мощью, но и зрелостью таланта «позднего» Миллера. Роман, который читать нелегко — однако бесконечно интересно!


Черная весна

«Черная весна» написана в 1930-е годы в Париже и вместе с романами «Тропик Рака» и «Тропик Козерога» составляет своеобразную автобиографическую трилогию. Роман был запрещен в США за «безнравственность», и только в 1961 г. Верховный суд снял запрет. Ныне «Черная весна» по праву считается классикой мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Настоящие сказки братьев Гримм. Полное собрание

Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.


Возвращение Иржи Скалы

Без аннотации.Вашему вниманию предлагается произведение Богумира Полаха "Возвращение Иржи Скалы".


Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Дороже самой жизни

Вот уже тридцать лет Элис Манро называют лучшим в мире автором коротких рассказов, но к российскому читателю ее книги приходят только теперь, после того, как писательница получила Нобелевскую премию по литературе. Критика постоянно сравнивает Манро с Чеховым, и это сравнение не лишено оснований: подобно русскому писателю, она умеет рассказать историю так, что читатели, даже принадлежащие к совсем другой культуре, узнают в героях самих себя. В своем новейшем сборнике «Дороже самой жизни» Манро опять вдыхает в героев настоящую жизнь со всеми ее изъянами и нюансами.


Сентябрьские розы

Впервые на русском языке его поздний роман «Сентябрьские розы», который ни в чем не уступает полюбившимся русскому читателю книгам Моруа «Письма к незнакомке» и «Превратности судьбы». Автор вновь исследует тончайшие проявления человеческих страстей. Герой романа – знаменитый писатель Гийом Фонтен, чьими книгами зачитывается Франция. В его жизни, прекрасно отлаженной заботливой женой, все идет своим чередом. Ему недостает лишь чуда – чуда любви, благодаря которой осень жизни вновь становится весной.


Хладнокровное убийство

Трумен Капоте, автор таких бестселлеров, как «Завтрак у Тиффани» (повесть, прославленная в 1961 году экранизацией с Одри Хепберн в главной роли), «Голоса травы», «Другие голоса, другие комнаты», «Призраки в солнечном свете» и прочих, входит в число крупнейших американских прозаиков XX века. Самым значительным произведением Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.


Школа для дураков

Роман «Школа для дураков» – одно из самых значительных явлений русской литературы конца ХХ века. По определению самого автора, это книга «об утонченном и странном мальчике, страдающем раздвоением личности… который не может примириться с окружающей действительностью» и который, приобщаясь к миру взрослых, открывает присутствие в мире любви и смерти. По-прежнему остаются актуальными слова первого издателя романа Карла Проффера: «Ничего подобного нет ни в современной русской литературе, ни в русской литературе вообще».