Это было в Южном Бантене - [3]

Товарищ садится на скамейку рядом с ним.

— Кажется, снова собирается дождь.

— Эх, если бы у нас была повозка…

— Пустые разговоры.

Оба немного помолчали. В наступившей тишине отчетливо слышится шум реки, щебетание птиц. Внезапно все смолкло. Пробормотав что-то себе под нос, первый носильщик с горечью произносит:

— Ты помнишь, как мы строили эту дорогу? Сколько народу было согнано отбывать роди[2]! А что теперь?

— М-м… да-а…

— За то, чтобы пройти по дороге, которую мы сами строили, мы должны платить владельцам плантации. Проходишь через двое ворот — плати два раза. Вот и покупай тут повозку! Сколько платить тогда придется! За каждый проезд через ворота!

— Да-а, плантаторы люди видные, кожа белая, нос прямой, но жадны… как черти.

— Черти и есть.

— Кажется, скоро пойдет дождь.

Носильщики поднялись. Первый бросает окурок и привязывает к поясу сумку. Посмотрев на небо, они медленно бредут дальше.

Спустя некоторое время показывается Ранта, высокий, плечистый мужчина лет сорока. Он идет не торопясь. Сухие узлы мышц на его теле говорят о том, что человек этот много работал и мало ел. На нем грязные белые штаны, трикотажная рубашка с короткими рукавами, тоже грязная и сильно поношенная; синий в фиолетовую полоску саронг повязан вокруг шеи и покрывает плечи. Ранта направляется к своей хижине, дергает за ручку двери.

— Заперто.

Он оборачивается, смотрит на подставку с кувшином, подходит к ней, берет кувшин и жадно пьет. Напившись, снова подходит к двери и негромко зовет:

— Ренг! Ренг! Иренг!

Никто не отзывается. Только шум реки да щебетание птиц слышатся громче, чем обычно. Тогда он подходит к скамейке, садится, смотрит на небо.

— Дождь начинается. Хорошо, что уже дома.

Вскоре на дороге показывается его жена Иренг. За спиной у нее пустая корзина. На Иренг черная кебайя и темный каин[3] из хлопчатобумажной ткани. Она идет, низко опустив голову. Увидев мужа, Иренг вздрагивает и останавливается. На ее еще молодом лице заметно легкое замешательство. Она подходит к мужу и тихо, почти шепотом спрашивает:

— Уже вернулся, пак[4]?

Ранта спускает со скамейки ноги и вздыхает.

Иренг снова тихо спрашивает:

— Неудача?

Ранта встает и, направляясь к двери, сдержанно бросает:

— Кербау уже продали другому… Как дела на базаре?

Иренг открывает дверь и впускает мужа, сама же, стоя перед широко открытой дверью, говорит тихо:

— На базаре паника: налет дарульисламовцев.

— Опять они, — с досадой отзывается Ранта.

Иренг входит в хижину.

Вскоре из-за поворота дороги появляется Муса. На нем китель шоколадного цвета, саронг из пеликата[5], высокая черная шляпа с шелковым бантом. Вся одежда уже поношенная, но еще приличная и чистая. В правой руке у него портфель, тоже изрядно потертый, но еще крепкий, в левой — большая палка с изогнутой рукояткой. На вид ему можно дать лет сорок. Самоуверенная походка и весь его облик свидетельствуют, что этому человеку незнакома тяжелая, грязная работа. Подойдя к веранде, он на минуту задерживает свой взгляд на двери, затем поворачивается к ней спиной и зовет:

— Та! Ранта! Та!

Ответа нет. Он зовет еще раз, громче, но сдержанно:

— Та! Ранта! Выйди на минутку, Та!

И на этот раз ответа не последовало. Муса слегка поворачивает голову, украдкой смотрит на дверь, ухмыляется и снова зовет:

— Ренг, Иренг! Где твой муж?

Голова Иренг на минуту показывается в дверях, затем сразу же исчезает.

Муса снова ехидно ухмыляется.

— Ренг, Иренг! Да не прячь ты своего мужа.

Дверь открывается, и на пороге появляется Иренг. Довольно громко, с наигранным радушием она спрашивает:

— Кто меня зовет? А, господин Муса. Садитесь, пожалуйста.

— С каких это пор ты стала притворяться, будто не узнаешь меня?

— Я не притворяюсь, Я действительно не узнала вас, — оправдывается Иренг, вытирая скамейку.

Муса покрутил палкой и, не глядя на Иренг, продолжает с улыбкой:

— Где Ранта?

— Еще не пришел, ган[6].

Понизив голос до шепота, Муса говорит:

— Не лги. Я сам видел, как он возвращался. Та! Ранта! Выходи!

Иренг отступает на шаг от скамейки. Нижняя челюсть ее дрожит. Стараясь справиться с собой, она шарит вокруг руками, словно ища опоры. В наступившей тишине ясно слышатся шум реки и щебетание птиц.

Опустив голову, усталой походкой из дома выходит Ранта. С сумрачным выражением на лице он нехотя подходит к Мусе и виновато произносит:

— Слушаю, ган.

— Почему сразу не вышел?

Ранта не отвечает, только смотрит на Мусу еще пристальнее.

— Нехорошо притворяться, будто не слышишь, С тобой раньше этого не случалось, Ранта.

— Слушаю, ган.

— Иренг, оставь нас, я хочу поговорить с твоим мужем.

Муса снова поворачивается спиной к двери. Между тем тучи плотной пеленой заволокли все небо. Начинает темнеть. Отступив немного назад, Муса зовет:

— Иди сюда.

Ранта подходит к Мусе и останавливается у него за спиной. Стараясь быть гостеприимным, он приглашает:

— Садитесь, ган.

Муса делает вид, что не слышит. Он внимательно смотрит на небо и говорит:

— Видишь, дождь собирается. Хорошая погода, хороший сезон. Не правда ли, Та?

— Да, ган.

Неожиданно Муса самодовольно рассмеялся и, уже не сдерживаясь, смеется долго и громко. Только теперь он поворачивается лицом к двери и, не спуская глаз с Ранты, который продолжает стоять, опустив голову и вычерчивая что-то на земле большим пальцем ноги, с шумом втягивает воздух носом и с расстановкой произносит: