Если у вас нет собаки… - [40]

От страха, от боли, от глубокой обиды и жгучей несправедливости три собаки устроили настоящий переполох.

Минуту спустя прибежала медсестра.

…Ночью в помещении царил полумрак. Рассеянный голубоватый свет исходил от двух шарообразных плафонов, неестественно звенела тишина, изредка нарушаемая то ли посапыванием, то ли похрапыванием Джины. Пуделиха угомонилась лишь к вечеру, и то после сделанного медсестрой укола. Заснула почти сразу, с тех пор не просыпалась; только лапами во сне подергивает да сопит-храпит чуть слышно.

Лорда увезли в неизвестном направлении. Пришел врач, осмотрел лабрадора, потом сделал знак медсестре, и каталку вывезли в коридор. Означало ли это, что Лорд пошел на поправку, или же ему стало хуже — Друж не знал.

Незадолго до полуночи у Дружа с Джиной появились новые соседи: доберман Людвиг и шарпей Индира. Девятилетний Людвиг перенес операцию по удалению желчного пузыря, трехлетней Индире вставили в заднюю лапу металлический штифт.

Собаки еще не отошли от наркоза, они были привязаны к каталкам, и каждые десять минут медсестра смачивала влажными тампонами вываливающиеся из пасти языки — чтобы те не пересохли.

Дружу сильно хотелось пить, всем своим видом он показывал, что умирает от жажды, но вредная медсестра (не иначе как издевалась) гладила его по голове и просила потерпеть.

Наконец в три часа ночи, когда от жажды Друж начал бузить, медсестра позволила сделать несколько глотков воды. Он их сделал, и его стошнило. Медсестра недовольно забурчала, отправилась за тряпкой.

Под утро из наркоза без особых проблем вышла Индира, Людвиг же, прежде чем окончательно прийти в себя, устроил настоящую истерику.

Друж лежал на каталке, мечтая поскорее убраться из мрачного помещения: здесь все было пропитано болью, страхом, отчаяньем; он не чувствовал боли физически, но страдал от боли душевной. Она клокотала внутри, сдавливая неспокойное дыхание.

Утром Людвиг рассказал соседям о своих хозяевах. Расхваливал их доберман на все лады. И хорошие, и пригожие, внимательные, заботливые, а как любят Людвига — словами не передать. О здоровье его пекутся, раз в полгода обязательно показывают ветеринару, проводят полное обследование. Чуть что в организме не так, врач сразу устраняет проблему. Вот и на этот раз во время осмотра выявили болезнь желчного пузыря.

— Спасибо хозяевам. Они у меня лучшие! — гавкал Людвиг.

Джина завела старую пластинку. Как проснулась, так сразу в крик. Страшно ей, и все тут! Лает и лает, не угомонится никак. Медсестра и успокаивала, и гладила, и шептала что-то, наклонившись над пуделихой. Не помогло.

— Страшно мне! Страшно! — разорялась Джина.

Через час ее увезли.

На Дружа напала апатия. Он завыл от жалости к самому себе. Индира начала подвывать.

— Прекратите, — гавкнул Людвиг.

— Тебе хорошо говорить, у тебя есть любимые хозяева, а у меня никого нет, — Друж приподнял голову, посмотрел на лабрадора и, вздохнув, прикрыл глаза.

— Мне хозяева не нужны! — испуганно протявкала Индира.

— Ты шутишь? Как такое возможно?

— Мой хозяин меня избил, сломал заднюю лапу, вывихнул переднюю. Хотел еще ударить по голове — не успел, хозяйка помешала. Теперь я здесь, и не знаю, заберут меня обратно домой или на улицу жить отправят.

— Лучше жить дома, — гавкнул Людвиг.

— Домой не хочу. Боюсь. Теперь я людям не доверяю, — проскулила Индира.

Друж молчал. Ему не хотелось хвастаться Денисом Евгеньевичем и Марией Тихоновной. Это ведь они, именно они, а не хозяева Людвига, самые верные и преданные. И Людвиг, конечно же, признал бы правоту Дружа, если бы познакомился с этими замечательными людьми.

…Новая медсестра принесла Дружу воды и миску жидкого корма. Но прежде чем позволить напиться и немного поесть, сообщила, что он должен оказаться на полу. В помещении появился крепкий парень в бордовом костюме.

— Значит, так, собака, — сказала медсестра, — сейчас я отвяжу тебе лапы. Сразу не прыгай. Кирилл, бери его аккуратно, живот не задень. Осторожно… Собака, подожди, не торопись.

Друж привстал, парень взял его на руки и опустил на кафельный пол.

— Теперь сам.

Друж сделал шаг, пошатнулся.

— Не-не-не, Кирилл, не отпускай. Придерживай его.

Друж поставил вперед лапу, затем вторую, медленно подтянул третью (заднюю), за ней четвертую.

— Уже лучше. Кирилл, пусть пройдется немного.

Поддерживаемый Кириллом, Друж доковылял до двери, подошел к каталке Людвига, поприветствовал коротким лаем Индиру и вернулся к миске с кормом.

— Освоился, — улыбнулась медсестра. — Кирилл, когда поест, на перевязку веди.

Жидкая еда — по консистенции она напоминала кашу — оказалась невкусной и вязкой. Съев меньше половины порции, Друж с большим удовольствием попил воды, с благодарностью взглянув на Кирилла.

— Позавтракал? — спросил тот.

Друж сел на задние лапы. В животе разлилось тепло, появились покалывание, тяжесть, пришлось спешно встать и попытаться лизнуть бинты. Но Кирилл не разрешил. Надев Дружу ошейник и прицепив поводок, он повел его на перевязку.

Индира с Людвигом проводили Дружа зычным лаем.

* * *

Из процедурного кабинета Дружа отвели в кабинет первичного приема; взвесили, внесли в карту необходимые записи и вручили поводок сидевшему в коридоре незнакомому мужчине.