Если любишь… - [12]

— Не пыли… У меня не логика, а опыт.

И в этот момент впереди чавкнуло — провалился Мокрых.

— Мужики, — донесся из темноты его свистящий шепот. — Мужики-и! Фрица держите, утянет.

Бородюк рванулся вперед.

Иван подполз к Бородюку одновременно с Саночкиным. Старшина оттягивал немца от разверзшейся трясины и глухо про себя ругался.

— Ты что шест не подал? — набросился он на Саночкина.

— Партин тонул, — хмуро ответил Саночкин. — Что, мне разорваться было? Я ему шест сунул, а тут Мокрый засвистел. Партин только и шепнул: «Дуй на помощь» — и шест бросил, я — сюда, и тут поздно.

И опять они ползли. Осторожно, в темноте наобум определяя маршрут, зная точно лишь направление движения. Там, впереди, их ждали.

Вокруг была предательская мягкая целина. Ни следов людей, ни животных. Гиблое место.

Ивана трясло от холода. На животе одежда была леденяще-мокрой, а по бокам по ночному морозцу наросли ледяные корки. А вот спина вспотела, и только под МГ холодило.

Впереди вполголоса ругнулся Бородюк. Иван машинально на голос двинул шест, видимо, то же сделал и Саночкин.

— Осторожнее вы… — прошипел Бородюк. — Убьете. Давайте сюда. Немец помрет так. Надо развязать, пусть сам ползет, греется. Бочар, выкинь свой пулемет, будешь за фрицем следить. Саночкин, дай мне конец шеста. Так, мы — по краям, фриц — посередине. — Он развязал немца, тот бессмысленно ворочал замерзшими глазами и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. — Э-эк его прихватило…

И вдруг полковник резко прижался к старшине, Бородюк стал заваливаться навзничь.

— Бородюк, старшина, что с тобой? — позвал Иван.

Полковник повернулся на голос и, словно опасаясь удара, поднял руку. В темноте тускло блеснуло лезвие финки.

Иван ткнул шестом в лицо немцу и бросился на него. Полковник хрипел, отбивался и вдруг заорал. Иван сунул в рот ему руку, и полковник впился зубами в мякоть ладони. Бочаров привстал, придавив коленом кулак с финкой, и ударил фрица по лицу. Хрустнул хрящ, и на кулак брызнула теплая кровь.

— Ты что, Бочар? — подполз на шум Саночкин. — Бородюк!

— С-с-сволочь! — Иван бросил затихшего полковника, его трясло не то от рыданий, не то от злости. — У-у-б-бил…

Саночкин склонился над лицом Бородюка.

— Мертвый. Прямо в сердце, гадюка, попал. Может, Бочар, кончим его, и концы в воду? — предложил неуверенно.

— Нет уж, в зубах, а доволоку. Он у меня… — Иван не договорил. — Такого парня. Земляка.

И все-таки крик полковника разбудил немецких часовых. Над болотом одна за другой взлетели две ракеты. Но разглядеть что-либо в редколесье чахлых сосен, среди кочек, топи было немыслимо. Немцы пустили подряд еще несколько ракет, рассчитывая, видимо, засечь движение, но разведчики затаились.

Иван высасывал кровь из прокушенной ладони и сплевывал перед собой. Саночкин завернул полковнику руки за спину, стянул их ремнем.

— Будешь жижу болотную пить, — сквозь зубы цедил он. — Я бы тебя давно кончил, да нужен ты.

Полковник очнулся и зло мычал в ответ Саночкину.

Немцы, не удовлетворившись фейерверком ракет, включили прожектор, должно быть, рядом где-то располагалась зенитная батарея. Прожектор долго шарил по болоту, постоянно накрывая разведчиков, опять пришлось ждать.

От холода сводило судорогой ноги, и казалось, что вот-вот остановится сердце.

— Слушай, Бочар, ползи с этим, а то мы тут окочуримся. — Саночкин снял винтовку.

«Жаль, МГ бросили, а то б мы им устроили сабантуй», — подумал Иван. Он молча принял у Саночкина веревку, выполз вперед и потянул за собой немца.

Позади сухо щелкнул выстрел, прожектор погас, и ночь распорола не одна, а сразу несколько пулеметных очередей. Шлепнулись в трясину мины. Немцам не так важна была жизнь людей, которые уходили из их тыла, важно было то, что эти люди несут с собой. Они догадывались, что это могло быть, если в отвлекающем бою на верную смерть пошли пятеро разведчиков.

В спину впился осколок мины, а может, и пуля. Зацепило сильно, от крови сразу стало тепло бокам, и сразу навалилась слабость. Иван еще тянул немца, но в какой-то момент понял, что не дотянуть его, что и просто стронуть с места живое бревно он уже не в силах. Он повернулся к полковнику, попробовал развязать узлы на руках, чтобы заставить его ползти, и потерял сознание.

Осколок пробил лопатку и вошел выше легкого. Через две недели Иван уже выходил на крыльцо лазарета подышать свежим воздухом.

Его и немца вытянули пехотинцы. Они ждали их и, когда начался обстрел, выслали на болото дозор. Вряд ли бы они нашли разведчиков, если бы не крик полковника. Иван, потеряв сознание, упал на него, и полковник стал медленно погружаться в болотную жижу. Видимо, в плен к русским ему попасть было предпочтительнее, нежели в вечный плен болота. Их вытянули. Об этом Ивану рассказал капитан Кайгородов, он же сообщил, что в домике группы лейтенанта Попова отдыхает и лечится от простуды Саночкин. Он выполз из болота уже засветло, и, что самое интересное, его даже не царапнуло, хотя немцы били на винтовочный выстрел.

А вскоре появился и сам Саночкин.

Иван сидел на крыльце санбата, накинув на плечи полушубок, и смотрел, как падают на землю редкие, но крупные первые снежинки.