Если любишь… - [10]

— А воинская специальность есть?

— Пулеметчик, — подтянулся Бочаров, — в пехоте служил.

— Фамилия?

— Боец Бочаров!

— Получите оружие, Бочаров, сухой паек, и через… — капитан вынул из кармана огромную луковицу часов, — …двадцать минут жду вас в машине.

— Това-а-арищ капитан, не надо бы меня… — Иван покраснел, было стыдно перед товарищами, получалось, что он вроде как напросился в штаб, когда все пойдут на «передок», туда, где сгорают полки и дивизии.

— Не беспокойтесь, Бочаров. — Офицер машинально глянул на небо, достал платок. — Моросит… Не беспокойтесь, на вашу долю войны хватит с остатком. Дети-то есть?

Иван чуть было не сказал правду — есть, и еще скоро будет, но вовремя спохватился: еще подумает, что разжалобить хочет, и, непроизвольно ухмыльнувшись (такое с ним бывало всегда, когда врал), буркнул:

— Нету, жена одна…

— Вот и ладно, идите готовьтесь. Скоро поедем, — капитан еще что-то хотел добавить, но лишь махнул рукой и пошел к большой штабной палатке.

* * *

Иван пока трясся в кузове полуторки до штаба дивизии, вспоминал начало войны и последние свои мирные деньки перед отправкой на фронт.

22 июня, с утра, он ездил в контору геологоразведывательной партии в районное село получать письмо-благодарность от угольного наркома. Вручали в торжественной обстановке. Ради этого случая он новый костюм надел и хромовые сапоги, которые получил еще в тридцать восьмом году за хорошую работу. Домой в деревню, где стояла его бригада, вернулся в полдень. День был с утра солнечный, а тут вдруг тучи пошли, ветер задул, вроде как дождик собирался, да прошел стороной.

В большой комнате возле тарелки динамика стояла Наталья и плакала.

— Чего ты? — недовольно спросил Иван и подкрутил радио погромче.

Передавали правительственное сообщение.

Прослушав, Иван вышел во двор.

Он ходил по двору, не зная к чему приложить руки. Постепенно понимал, что война эта будет не каким-нибудь конфликтом, много крови прольется, пока германец уберется в свои мюнхены и берлины.

Ему дали броню, как геологоразведчику. Уголь стал стратегическим сырьем. Но было стыдно. Из деревни на фронт уезжали один за другим соседи — колхозники и ребята из его бригады. Стали приходить первые похоронки. Пошел проситься. Отказали. Ходил все лето — выпросился. Взяли.

* * *

— Товарищ капитан, куда ж меня, я по-немецки ни гугу! — Иван заходил то с одной, то с другой стороны, поспешая за капитаном. Но тот шел молча, решительно отмахивая правой рукой, левая же была прижата: привычка кавалериста придерживать ножны.

Капитан привел Бочарова на вещевой склад, приказал выдать матрац, одеяло, подушку и даже простыни и наволочку, а сам вышел. Когда Иван, обняв свернутые рулоном постельные принадлежности, вышел из склада, офицер сидел на трухлявом бревне и мирно покуривал, поглядывая рассеянно по сторонам.

— Получил, — доложил Иван, отворачиваясь от матраца, пахнувшего сыростью и прелью, — склад не отапливался, а на дворе уже была поздняя осень.

— Прекрасно. Идите вот в тот дом, найдите лейтенанта Попова, скажите, капитан Кайгородов прислал, а я в штаб, ваши документы оформлю.

— Может, я сам потом схожу?

— Нет, болтаться возле штаба да и вообще по селу ни к чему. Ждите меня в доме. Знакомьтесь с людьми.

* * *

Во дворе большого бревенчатого дома с резными ставнями и карнизом на распотрошенной поленнице сидел старшина в расстегнутой, несмотря на прохладную погоду, гимнастерке и кальсонах. На веревке сушились галифе. Старшина лениво щипал струны гитары и фальшиво напевал.

Иван бросил матрац на траву и сел. Он хотел спросить старшину, где найти лейтенанта Попова, да и вообще узнать, что тут за дело такое намечается, по селу даже пройтись нельзя, но не стал перебивать песню. Впрочем, ни песня, ни сам старшина ему не понравились. Старшина, это чувствовалось за версту, был парнем приблатненным, а с блатными у Ивана еще по геологоразведке были свои счеты.

«…Но и там, быть может, счастья нету. Может быть, откуда же мне знать?!» — пел старшина, искоса поглядывая на слушателя.

Он провел пальцем по струнам, закончив высокой, томительно-жалобной нотой, и спросил:

— Ништяк?

— Чего? — не понял Иван.

— В жилу, говорю, песня?

Бочаров пожал плечами:

— Не знаю, мне лейтенант Попов нужен.

— А-а… — протянул разочарованно старшина, застегнул гимнастерку и встал. — Я его зам. Бородюк фамилия. А ты откуда и куда?

— Я к вам. Бочаров… Иван. Капитан Кайгородов прислал.

— Так ты, кореш, по-немецки ботаешь? — почему-то удивился старшина.

— Нет… — неуверенно ответил Иван, неловко было разочаровывать старшину, так уж, видимо, нужен был здесь знающий немецкий язык. — Я на пулемете.

— Опять не в масть, — старшина отвернулся, а потом добавил: — А Попов в доме, иди, земляк, докладывайся, потом ближе познакомимся.

* * *

…Через неделю разведывательно-диверсионная группа из десяти человек, которой командовал лейтенант Попов, перешла линию фронта и углубилась в тыл немцев.

Задание у них было — разрушать коммуникации противника, собирать разведданные, а лучше — добыть языка.

Они знали, что такие, как их, группы постоянно уходят за линию фронта, но мало кто возвращается. Немецкий тыл словно проглатывал людей, и не было известий о их судьбе, лишь изредка получали в разведотделе радиограммы: «Окружены, ведем бой. Кажется, нам не выбраться» или: «Остался один. Не знаю, найду ли партизан. Если не выйду на связь в течение недели, считайте, погиб».