«Если есть на свете рай…» Очерки истории Уругвая - [18]

Мифы и реальность

«Отец уругвайской независимости», «Отец-основатель нации», «Вождь», «Великий», «Вождь Восточной провинции», «Защитник (Протектор) свободных народов», просто «Он» («ÉL») с большой буквы (так называется труд никарагуанского поэта Р. Дарио, посвященный Артигасу[71])…

Многие авторы, пишущие об Артигасе, признают, что сейчас уже сложно сказать, где кончается миф об Артигасе и где начинается реальность[72]. Некоторые говорят о том, что огромное разнообразие образов Артигаса в нынешнем «обществе потребления» позволяет рассматривать Вождя как один из продуктов потребления, «с его образом происходят постоянные мутации, и создаваемые представления все больше говорят не о нем, а об обществе, которое его использует»[73].

В апреле 2011 г. в Национальном музее изобразительных искусств Монтевидео открылась инсталляция двух художников А. Бароффио и А. Гонсалеса Сока под названием «Фикции Артигаса». Авторы обращаются к изначальному значению латинского словосочетания fictio-onis, означающего не только подделку, но и некое изобретение, независимо от того, сделано ли оно с хорошими или плохими намерениями.

Работа представляет собой десятиметровое панно, на котором собраны все образы Артигаса (включая все портреты, монеты и банкноты с его изображением, фото памятников, проекты монументов и т. п.). Но все это, как правильно назвали художники, во многом «фикции» реального образа, искусственные конструкции, созданные трудом романистов, историков, политиков, художников и поэтов[74].

Реальный образ Освободителя попытался дать Дж. Линч, который представил в своей работе Артигаса как одного из ярчайших представителей каудильо революционной эпохи. Личное мужество, безусловная харизма, способность создать вокруг себя группу соратников, возглавить победоносное войско, административный талант в управлении своим регионом – все эти качества были характерны для лидеров, выдвинувшихся из народных масс.

Все каудильо пытались привлечь на свою сторону максимальное количество сторонников, поэтому давали чисто популистские обещания личной свободы, равноправия, получения земельных наделов. Надо было собрать значительные средства на ведение войн, конфликтов, содержание армии, поэтому тяготы ложились не только на плечи низших слоев – богатых вынуждали делать крупные взносы, собственность и произведенные продукты часто конфисковались, пеонов насильственно рекрутировали в армию. Все каудильо, впрочем как и политики Буэнос-Айреса, привлекали рабов в свои вооруженные силы, обещая освобождение в обмен на службу. Но была «небольшая» разниц между Артигасом и другими каудильо. Она состояла в том, что «классические» каудильо лишь обещали всяческие блага своим сторонникам и стремились к максимальному расширению своей власти. Артигас же пытался выполнить все данные им обещания и исходил в своих действиях не из желания получить личные выгоды, а из либеральных идеалов и принципов, последовательно проводимых им в жизнь[75].

Он, по мнению Линча, стремился скрыть свой патернализм и установить, хотя бы внешне, подобие равновесия личной власти и участия представителей народа в принятии решений. Артигас не очень доверял торговцам и землевладельцам Монтевидео, и они также отвечали ему недоверием и подозрительностью. Он передал вопросы управления Монтевидео городскому совету, кабильдо, и подчеркнуто уважал и признавал все его решения, тогда как сам лично занимался общими политическими вопросами, организацией армии и реформой сельского хозяйства. Это было чудовищно трудной задачей в провинции, опустошенной пятью годами войны, с резко упавшим поголовьем скота, с упадком торговли.

Вождь искренне стремился наладить хозяйство и привести свою провинцию, как и все остальные регионы Ла-Платы, к процветанию на основе либеральных принципов, установления свободы торговли, и с этой целью поощрял активность британских торговцев. Создание мелкой земельной собственности было, без сомнения, для того времени огромной прогрессивной мерой. Благодаря ей эффективнее становился труд, возникали новые социальные отношения равноправных граждан. Артигас был, таким образом, защитником частной собственности, которой он хотел заменить собственность феодальную.

Линч, как и многие другие исследователи, считает, что при последовательном проведении артигистской радикальной аграрной реформы был бы создан массовый слой мелкой буржуазии, который позволил бы постепенно устранить феодальные пережитки в экономических отношениях, стабилизировать внутриполитическую обстановку, избежать кровопролитных междоусобиц, которые раздирали регион вплоть до конца XIX в., и поставить федерацию стран Южного Конуса на путь интенсивного развития, наподобие США[76].

Обобщая вклад Артигаса, Дж. Линч пишет: «Он осознал необходимость расширения своей массовой базы, и показал решимость и способность выйти за рамки традиционных слоев, поддерживавших каудильо. Он действовал в политике, основываясь не только на превратностях судьбы, но и на идеях, и вышел далеко за горизонты других каудильо, лишь амбициозно стремившихся к расширению своей личной власти. Смог бы Артигас выдвинуться от уровня провинциального каудильо и стать национальным лидером? Смог бы он отойти от режима личной власти и перейти на конституционный уровень? Ответа на эти вопросы нет, но есть убеждение в том, что Артигас представлял собой нечто более высокое по сравнению с другими каудильо, и что место, которое он занимал могло стать ступенькой в его дальнейшем возвышении»