«Если есть на свете рай…» Очерки истории Уругвая - [17]

Политическим фоном господства «черной легенды» было турбулентное развитие Уругвая с конца 20-х годов XIX в. Само создание страны было навязано Аргентине и Бразилии для того, чтобы наилучшим образом обеспечить коммерческие интересы англичан, дать им возможность зарабатывать на посреднической торговле через «окно» свободной торговли, привязать их напрямую к торговле с Англией.

Внутри «нео-государства» шли постоянные войны за власть между соперничавшими группировками, которые постоянно обращались за помощью к соседям, бразильцами и аргентинцами, которые в свое время были противниками Артигаса. Поэтому-то на первом этапе безраздельно господствовала «черная легенда».

Однако затем внутри хаоса «революций» сформировалось ядро местных политиков и латифундистов, которые понимали необходимость стабилизации обстановки и создания исторического фундамента уругвайской нации.

Через пять лет после смерти Артигаса, в 1855 г. его останки были перевезены из Парагвая на родину и в 1877 г. помещены в Национальный Пантеон. В 1860 г. известный историк и общественный деятель Исидоро де Мария опубликовал первую в истории Уругвая биографию Х. Артигаса[65] и охарактеризовал Артигаса в качестве «отца-основателя уругвайской нации».

Официальная либеральная версия биографии Артигаса достигла пика популярности в 70-е гг. ХХ в. Затем полемика переместилась в противоборство между консерваторами, либералами, а также левыми течениями за наследие Артигаса. Историк У. Демуро считает, что в уругвайской историографии и общественной мысли противоборствовали либеральная («голубая») версия о том, что Артигас не только заложил основы уругвайской нации, но и стал родоначальником республиканско-демократической формы правления; «черная легенда» (приверженцами которой стали историки ультраконсервативного направления, считающие Артигаса предтечей военных, совершавших «революции» и государственные перевороты); и «красная легенда», делающая упор на народный характер движения, которое возглавил Артигас, а также прогрессивный, «левый» характер его реформ[66].

Более последовательной является позиция таких историков как Х. Риаль, изображающая историческую смену «легенд». Он считает что после «черной» и «голубой» преобладающей стала «красная», которая относится к Артигасу прежде всего как социальному реформатору, озабоченному судьбой обездоленных классов. Эту традицию породил в начале ХХ в. «розовый» (как его называют официальные историографы) Х. Сорилья де Сан-Мартин, а с 50-х годов развили и отточили левые уругвайские интеллектуалы.

Радикальное противопоставление левыми партиями и движениями «нашего Артигаса» политическим противникам было характерно для эпохи политического кризиса конца 60-х – начала 70-х гг. XX в. с логикой «победы или смерти». По существу почти каждое крупное выступление левых деятелей сопровождалось ссылками на Артигаса[67]. Характерным примером было, например, выступление перед студентами одного из лидеров «Широкого Фронта» В. Родригеса Белетти под названием «Артигас – наш»: «Артигас – не их. Артигас – наш, он принадлежит гражданам Восточного Берега, которые своим поведением и своим трудом воздавали дань благодарности его памяти все эти годы. Артигас принадлежит рабочим, пеонам из эстансий, интеллигенции, левым движениям и студентам. Он не был и не будет своим среди банкиров, ставших черным пятном на нашей истории, политиканов и прежде всего сторонников президента Хорхе Пачеко Ареко»[68].

«Городские партизаны» из подпольной организации «тупамарос» (многие из которые стали в наше время видными политиками в рядах «Широкого Фронта»), считавшие себя продолжателями дела великого Освободителя, выкрали историческое знамя Артигаса (местонахождение которого до сих неизвестно) и грозили похитить урну с прахом вождя.

В годы хунты, по мнению Риаля, появилась «зеленая» (ультраконсервативная) легенда – по цвету военных мундиров – созданная военными и подчеркивающая роль Артигаса как «великого полководца и каудильо»[69].

Но после краха военного режима в середине 80-х годов вновь на передний план выдвинулись либеральная (с 90-х годов даже неолиберальная) версия, которая затем сменилась доминированием «красной легенды».

Несомненным положительным аспектом «красной легенды» является тщательное исследование роли Британии в событиях Войны за независимость в регионе Рио-де-ла-Платы – преуменьшаемой или вовсе исключаемой из рассмотрения и либералами и «очернителями» Артигаса. Лишь сторонники «красной легенды» отмечают, что в Новом Свете Британия давно проводила изощренную подрывную политику, поощряя конфликты между колониями и метрополией, наводняя местные рынки контрабандными дешевыми товарами.

К наследию Артигаса обращались не только представители Широкого Фронта. Президент Венесуэлы У. Чавес нередко цитировал его в своих призывах выступить единым латиноамериканским фронтом против планов «мировой элиты», МВФ и Мирового банка[70].

Политические и идейные баталии вокруг фигуры Освободителя не утихают. Наверное, это в какой-то мере естественно – невозможно написать биографию любого человека, не пытаясь реконструировать его идеи, фантазии, мечты. При этом у историков начинается «перетягивание каната» в сторону своих собственных гипотез и политических предпочтений.