Еще дымит очаг… - [14]

— Эх, скорее бы выписаться! — каждый день бубнит он. — Не прошляпить бы машину!

Кажется, что и здоровье ему нужно постольку, поскольку есть возможность сесть за новую машину/

— Получу машину, посажу малыша рядом и буду ездить! На новой машине я в два счета дом свой дострою.

— Зачем тебе этот дом, — прерывает его «инженер», — грехи пора замаливать, а ты все воруешь на свой дом.

— Это не воровство, — убежденно говорит «депутат», — это дележка. Если я у тебя украл или у него (он показывает на меня), вот тогда это воровство. А я людей никогда не обижаю. Я только там беру, где стыдно не взять и обидно. Совхоз, например, большой, и оттого, что я каплю возьму, никому вреда не бывает.

— Как же не бывает, это же все общее, народное, государственное?! — возмущался «инженер».

— Много ты понимаешь, сынок, — улыбается ему «депутат». Я честный человек, я беру только то, что все равно пропадет. Вот, например, стекло, ящиков двадцать у нас на скотном дворе четыре года валялось, били его, крошили, уничтожали не только люди, но и коровы даже. Конечно, мне жалко стало — взял себе немножко, веранду остеклил.

Еще, например, другой случай. Доски, сороковки, замечательные доски! А у нас в складе стали ими потолок подбивать. Конечно, мне это обидно смотреть. Я прямо весь дрожу — мне полы стелить нечем, а он такой доской подбивает в своем вонючем складе потолок. Как пройти мимо такого?.. «И что ты, сволочь, — говорю, — делаешь, я тебе горбыля сколько хочешь привезу на эти потолки, не порть народное имущество, отдай мне». Так мы с ним поругались крепко, не могу я терпеть такой беспорядок, на второй поллитре еле помирились, признал он свою ошибку, нахал.

Привез я ему в тот же день горбыля. А сороковка, достаточно прошпунтованная, для полов специально сделанная, красотка, а не досочка! Доски забрал, слава богу, не дал пропасть им даром, во всех комнатах полы себе застелил.

Еще могу пример привести. Ты не поверишь, ферма у соседей водопроводными трубами огорожена. Трубами огорожена, наверное, километров двадцать там труб, целому селению в каждый двор можно бы водопровод провести, а они из труб забор сделали. Самые ходовые для человека трубы, как плетень, стоят и ржавеют. Конечно, обидно мне стало. Взял себе сколько нужно, всем своим соседям тоже дал. Вода теперь на всей нашей улице, всем польза. А ты говоришь, во-ру-ю! — передразнил он «инженера». — Я гнездышко себе свил, дом построил, семья моя в тепле и радости и гость любой в моем доме приют найдет и удовольствие по всем правилам. Какой государству от этого вред?! Нет, сынок, ничего ты в жизни не понимаешь, польза от этого государству! Я и моя семья тоже народ. А ты газеты, сынок, читал? У нас власть как хочет? Она хочет, чтобы народу было лучше. А раз я, и моя жена, и мой сын, и мои соседи живут хорошо, значит, народу лучше. И государству покойно. Не надо о нас заботиться, не надо нам квартиру давать, народные деньги тратить. Вот, сынок, а ты что болтаешь?!

Человек должен гнездышко свить для себя и для детей своих, след от человека должен оставаться. А вот вы, двое, умные, книжки читаете, а гнездышка себе не свили… А я своим трудом, своей головой, своими руками такой дом построил, что он триста лет будет стоять и еще правнукам моих детей достанется. И всему народу от этого только польза.

— Ну и демагог же ты! — улыбаясь, сказал «инженер» и углубился в раскрытую книгу.

Видя, что «инженер» читает и не хочет его слушать, «депутат» заговорил со мной.

— Если бы и пьянствовал, деньги на ветер кидал, тогда другое дело — тогда вред! А так — одна польза! Строительство я, правда, затянул, — продолжал он, зевая, — все эта проклятая редакция.

— А в чем дело? — заинтересовался я, еще недавний газетчик. — Что, статью о тебе написали?

— Да нет, что ты, — он подтянулся на кровати повыше на подушки, чтобы было удобнее, — нет, возил я одного молодого редактора. Всегда злой, как собака цепная, всегда недовольный. Одно только знал: гони, гони! Днем газеты выпускал, а по ночам ездил то на ночную пахоту, то на тока во время уборки. Бывало, скажет: «Подъезжай к пяти утра!» — дома редко подождет, Ходит по улице, заложит руки свои за спину и ждет. В колхоз смотаемся, а в восемь уже в редакцию заявимся. Потом еду в командировку с другими корреспондентами. И так целый день. Я просто не знал, что делать. Уйти не хотелось — свои расчеты были.

— А чего ты ждал?

— Как чего? Говорили, редакция, мол, редакция. Думал я, что он позвонит или намекнет там кому нужно — будет все: и стройматериал, и мука, и мясо, и фрукты — мрукты и т. д. Однако ездил я с ним, ездил, смотрю: не из тех он пчел, что мед собирают. Ни себе не брал, ни другим не давал. Думаю я, гадаю. Ну остальное, допустим, и ничего. А как же с домом? Ничего же нету. Ни шабашки, — днем, как собака, ездишь, а на ночь машину запирает в гараж. Материала тем более. Да и не годится ГАЗ-69 для таких дел. Он только начальников возить. А мне какая радость от этого? Как-то я говорю ему: «давай, говорю, поменяем на грузовую». Он засмеялся: «Мы что, колхоз, что ли?» Это еще ничего. «Цап» — смотрю за перерасход бензина удержал с меня. Благодаря бухгалтеру. Тоже была баба вредная. Каждую вещь докладывала ему. Прошу ее, мол, как-нибудь сами найдем выход. Нет! Она была на его стороне. Видать, он тоже верил ей. Часто советовались. Короче говоря, держались они друг за друга крепко.