Эригена - [5]

— Соглашусь с тобой, дорогой брат, — произнёс брат Улферт. — Это ересь, заумная, книжная, но от того не менее опасная. Однако ты ведь знаешь о том почтении, какое имеет Эригена среди королей и у Его Святейшества. Я могу донести, но вряд ли моё скромное письмо возымеет должное действие. Многие полагают, что Иоанн Скотт находится в том возрасте, когда проблема разрешится сама по себе.

— К сожаленью, он не затворник, — сказал брат Ансельм. — Его слушают, его пустые мысли повторяют, этот простачок брат Тегван усердно пишет целыми днями в библиотеке. Что он пишет, может быть, копирует труды Эригены?

— Брат Тегван не так прост, как кажется на первый взгляд, — сказал брат Улферт. — Он похвалился мне, что мечтает написать хронику англо-саксонских королей.

— Этого только не хватало, — сказал брат Ансельм. — Чтобы имя Эригены осталось в веках. Я знаю, ты не зря назначен к нам, дорогой брат, донеси, куда следует, что ересь буйным цветом цветёт в тихом английском болоте.

— И всё, — разочарованно произнёс я. — Желание очернить никак нельзя назвать благонравным, но при чём здесь убийство?

— Я не знаю, — хмуро сказал брат Тегван. — Я знаю лишь, что когда уходил в Гластонбери, Иоанн Скотт был здоров и спокоен духом, а когда вернулся, он был мёртв.

— Скажи, пожалуйста, ты рассказал аббату о подслушанном разговоре?

— Нет, я побоялся, что он отругает меня. Он и сам хорошо понимал, в каком окружении пребывает. И жаловаться епископу ему формально было не на что. И бежать некуда.

— Ладно, спорить не буду, — сказал я. — Пойдём в аббатство, нас, наверняка, уже заметили, решат, что замышляем что-то недоброе. У вас, как я понимаю, это принято.

Ворота открыл высокий худой монах с многочисленными следами оспы на лице.

— Рад видеть визитатора Его Высокопреосвященства, — нарочито громко сказал он, как бы отвечая на вопросы собратьев о тех двух людях, что больше часа сидели на холме перед аббатством. «Не скрывает, что готовились», — подумал я.

— Ансельм, келарь монастырский. С возвращением в родную обитель, брат Тегван, — он небрежно кивнул в его сторону. — Дорога была спокойной?

— Бог миловал, — сказал я. — Происшествий не было.

— Слава Вседержителю. Вы вовремя пришли, как раз к обеденной трапезе. Вкусим, а после, полагаю, почтенному визитатору хотелось бы отдохнуть после долгой дороги. Мы подготовили гостевую келью, — лицо брата Ансельма излучало полную уверенность в себе. — Темнеет уже рано.

— Не буду нарушать ваш распорядок, — сказал я. — Ты прав, брат Ансельм, утро вечера мудренее.

Отобедав варёными пастернаками и «Karpie»[26], я с наслаждением закрылся в назначенной мне келье.

Признаться, за время пути из Оксфорда я устал от общества брата Тегвана. Как хорошо известно Его Высокопреосвященству, я не раз выполнял щекотливые поручения епископской кафедры и поэтому глаз на людские пороки у меня намётанный. Брат Тегван, вне всякого сомнения, человек нервный, мнительный, не способный обуздывать собственные фантазии, возможно, из-за того, что больше общается с книгами, нежели с людьми.

Однако не бывает дыма без огня, во всей риторике брата Тегвана сквозила интонация, с которой, пожалуй, в душе, а не разумом, был согласен и я. Не может быть так, чтобы такой великий учёный муж, как Иоанн Скотт Эригена, светоч божественной мудрости, как льстиво называли его при дворе короля франков, подаривший нам как бы новую Вульгату[27] — простой и понятный перевод «Небесной иерархии» святого Дионисия Ареопагита, умер вот так запросто, во сне, словно обычный пастух или королевский нотариус, без толпы неутешных учеников у смертного одра, без последнего напутственного слова потомкам, в тиши английского болота, как зло выразился брат Ансельм, если, конечно, принять на веру слова брата Тегвана. Было в такой неинтересной смерти нечто нелепое и даже оскорбительное для пытливого ума.

Я растянулся на циновке, брошенной на обычную деревянную скамью. Что я, собственно, знаю о великом богослове Иоанне Скотте Эригене? Не так много, на самом деле. Эригена человек, имя которого у всех было на слуху, но если задаться изучением его биографии, сразу возникнет множество вопросов. В Галлии, при дворе Карла Лысого, он появился внезапно, среди огромного количества беглецов из Ирландии. Достоверно, что он из «египтян»[28], заверили меня на кафедре архиепископа Кентерберийского, иначе откуда такое блестящее знание греческого и восточных богословов. Тогда ему было лет тридцать пять, подумал я, как ни фантастично это предположение, он действительно мог путешествовать и побывать в Афинах и Константинополе, надо будет расспросить брата Тегвана, не упоминал ли Иоанн Скотт о том периоде своей жизни. Впрочем, это не столь важно. Важно другое, человек он был упрямый и несгибаемый. Если магистр Оксомий верно изложил суть его учения о предопределении, это самый короткий путь на костёр. Тем не менее, на костёр он не попал, что, конечно, чудо, но должна быть и приземлённая причина.

Причина, вероятно, кроется в том, что он был лекарем и учителем молодых франков из знатных семей, подумал я, несколько лет назад из аббатства Лан в Южной Галлии к нам на кафедру доставили книги, в одной из них, как помню, были рецепты Иоанна Скотта для лечения водянки и других болезней, а в другой — его замечания по латинской грамматике. Для практичного короля Карла эта деятельность Эригены была не менее важной, чем теологические споры. Судя по всему, франкский король был вынужден согласиться на отъезд Эригены из континента, зная, что Его Святейшество Иоанн VIII распорядился изъять из монастырских библиотек все экземпляры трактата Иоанна Скотта «О божественном предопределении» и сжечь их как еретические книги. Вскоре после отъезда Эригены римский понтифик короновал Карла императором Священной Римской Империи.