Энрико Карузо: легенда одного голоса - [54]

— Синьор Карузо, вы прослушаете меня и скажете свое мне­ние о моем голосе, если я приеду в Сорренто?

Мне кажется, я никогда не видела такого печального выра­жения лица у Энрико, когда он ответил, что будет ждать его на следующее утро. В отеле Энрико сразу же лег. Я долго просиде­ла в ют вечер на террасе, глядя на огни Неаполя и с ужасом ожидая утра.

Я проснулась раньше Энрико. Он вышел на террасу не­сколько более бледный, чем обычно, но сказал, что выспался.

— Довольно. Я больше не буду совершать таких длительных экскурсий.

Мы выпили кофе и стали ждать юношу. Я думала, что он принесет с собой ноты неаполитанских песен, и ужаснулась, увидев в его руках клавир «Марты» — одной из самых любимых опер Энрико.

— Какой у вас голос? Баритон?

— Нет, синьор Карузо, тенор.

— Значит, вы поете мою партию. Ну, попробуем.

Мы прошли в салон. Энрико сел за рояль.

— Я не могу аккомпанировать. Возьму только несколько ак­кордов

Ни голос, ни глаза его ничего не выражали.

Как он сможет вынести все это? — подумала я.

— Я попробую спеть «M’appari»[9], - сказал юноша, и Энри­ко взял аккорд. С первой же ноты стало ясно, что у молодого че­ловека нет голоса. Энрико остановил его, попросил не волно­ваться и начать снова. Я ушла в свою комнату. Они разговари­вали. Потом юноша опять начал петь. Я услышала голос Энрико: «Нет! Нет!». Они замолчали. И вдруг я услышала такой го­лос!!!!! Я вбежала в салон. Там стоял Энрико и пел так, как ни­когда раньше. Голос звучал лучше, чем когда-либо. Кончив петь, он всплеснул руками. Лицо его просияло.

— Дора. Я могу петь!! Я могу петь!! Я не потерял голос!!

Глава 16

Музыка опять вошла в нашу жизнь. Весь тот день Энрико го­ворил о пении не как о тяжелом и ответственном труде, а как об источнике жизни и счастья. В тот же вечер я велела поставить внизу на террасе фонограф, и после обеда Энрико устроил про­слушивание пластинок для посла и его жены. На звуки отовсю­ду сходились люди. В полночь Энрико послал Марио за танцевальными пластинками, пригласил всех присутствующих по­танцевать, а сам пожелал всем спокойной ночи. Я наблюдала, как он лежа читал газету, и заметила, что его глаза не двигались по строчкам.

— Как ты себя чувствуешь, Энрико?

— Хорошо, — ответил он, слегка вздохнув. — Я думаю о том времени, когда наша Глория дорастет до дверной ручки. Зна­ешь, я не думаю о смерти, но мне жаль, что я не увижу, как на­ша девочка вырастет.

На следующий день мы с радостью узнали, что Джузеппе Де Лука — баритон из «Метрополитен» — остановился на лето в Сорренто. Это был спокойный симпатичный человек, которо­го мы оба очень любили. В тот день он пришел к нам и долго бе­седовал с Энрико о предстоящем сезоне и о великих певцах прошлого. После его ухода я пошла на пляж, а Энрико прилег отдохнуть. Когда я вернулась, Марио сказал мне, что у Энрико посетитель. Я вошла в комнату и увидела, что Энрико лежит в кровати. Какой-то старик склонился над ним. Он держал гряз­ными пальцами зонд.

— Этот человек лечил мою покойную мать, — сказал Энри­ко.

— Что он собирается делать?

— Я покажу ему свой рубец...

— Ему следовало бы вымыть руки.

— Я знаю, но не хочу ущемлять его самолюбие.

Старик ничего не понял из нашего разговора и прежде, чем я смогла его остановить, приподнял корочку над ранкой и ввел в нее зонд, отметив глубину ранки грязным ногтем большого пальца. На следующее утро у Энрико поднялась температура до 39,5 градусов.

Инфекция дала новую вспышку. Я предложила послать за доктором, но Энрико отказался. Он был утомлен, взволнован и, что хуже всего, испуган. В отчаянии я послала за Де Лукой и рассказала ему о случившемся. Он сказал:

— Это может быть весьма серьезно. Мы должны послать в Рим за братьями Бастинелли. Они — лучшие врачи в Италии. Я скажу Карузо, что вы плохо выглядите, оттого что переживаете за него, и сможете успокоиться только тогда, когда приедут эти врачи.

Я приняла его план, и он отправился к Энрико. Через час они позвали меня.

— Моя бедная Дора. Джузеппе сказал, что ты переживаешь из-за меня. Завтра я приму врачей, и ты снова будешь спо­койна.

На следующий день приехали знаменитые врачи. Они сво­бодно говорили по-английски, и я смогла рассказать им все о болезни Энрико и показать лабораторные анализы. Я думала, что они будут долго обследовать его, но уже через двадцать ми­нут один из них вышел на террасу и негромко сказал:

— Мадам Карузо. Возьмите себя в руки. Ваш муж нуждается в удалении почки. Он должен прибыть в Рим в нашу клинику на операцию.

Я была ошеломлена.

— Когда?

— В четверг на следующей неделе.

Я сказала, что боюсь ждать целую неделю, потому что тем­пература повышается с каждым часом.

— Может быть, привезти его завтра?

— У вас будет для этого достаточно времени в течение неде­ли.

Ночью в субботу у Энрико начался бред. Он все время бор­мотал:

— Соль, перец... Перец, соль...

Я боялась коллапса, потому что никакие меры не приводи­ли к снижению температуры. Я велела Марио, чтобы тот при­нес бокал виски. Энрико медленно выпил его. Через несколько минут он начал так сильно потеть, что простыня буквально прилипла к его телу. Температура стала снижаться, и он уснул. В ту же ночь я пришла к выводу, что не могу брать целиком на себя ответственность за его жизнь. Я позвонила в Неаполь его брату Джованни и сказала, что отказываюсь ждать еще четыре дня до помещения Энрико в клинику, просила его заказать специальный вагон из Неаполя в Рим, снять комнаты в отеле «Везувий» в Неаполе, где мы остановимся на ночь, и немедлен­но приехать в Сорренто, чтобы помочь нам. Рано утром в вос­кресенье прибыл Джованни, а в полдень мы отплыли в Не­аполь.