Энрико Карузо: легенда одного голоса - [53]
— Эй, Араките!! Я сейчас спущусь!
Это был старый сержант, который впервые привел его на урок пения к маэстро Верджине. Когда я спустилась вниз, Энрико сообщил, что пригласил их на ланч.
— Но ты уже пригласил посла с женой.
Что же с того? Они будут рады познакомиться с моими старыми друзьями. Мы все станем друзьями.
Я решила, что он поступил неправильно, но ошиблась.
Достоинство, с которым он представил своих старых друзей новым, сломало барьеры: не стало ни знатности, ни рангов. Все чувствовали себя очень свободно и понимали, что он рад им всем. Когда неаполитанцы ушли, Энрико сказал:
— Маленький все еще носит куртку, которую я дал ему. Я сказал, что он выглядит смешно, но он ни за что не хочет переделывать ее.
Прошло несколько недель — прекрасных спокойных дней и длинных лунных ночей, но вдруг в июле из Нью-Йорка приехала компания друзей, объявивших о своем намерении провести несколько недель с нами. Энрико огорчился тем, что наше спокойствие нарушилось, но в то же время был рад вновь видеть друзей. Они нарушили наш спокойный режим, убедили его совершать с ними длительные прогулки и устраивать обеды на террасе, перед которой собирались крестьяне, певшие неаполитанские песни и танцевавшие тарантеллу. Я не знала, что предпринять. Иногда я жаловалась, что очень устала, и Энрико был вынужден отказываться от их предложений. Они объясняли это моим желанием удержать его возле себя и рассказывали о забавах, которые он пропускал. В конце концов, даже Энрико стал упрекать меня:
— Ты хочешь помешать мне проводить весело время? Не следует лениться и упускать возможность увидеть что-нибудь интересное. Я скажу друзьям, что завтра мы будем завтракать с ними на Капри.
Во время завтрака он смеялся и весело болтал, но вдруг замолчал.
— Я устал, — сказал он, — пойдем домой.
Его старались удержать, но он ушел, не попрощавшись и даже не поблагодарив, Когда мы пришли в отель, я сразу же уложила его в постель.
— Ты права, Дора, — сказал он. — Я еще не совсем поправился.
Два дня он оставался дома, но друзья поджидали его с новыми планами. Они знали, что он собирается помолиться за свое выздоровление в церкви Помпейской Мадонны, и предложили сопровождать его. Кроме того, они хотели посмотреть развалины Помпеи. Тогда я решила рассказать им о предупреждении доктора Стеллы. Я отозвала их в сторону и объяснила, что такая прогулка может привести к серьезным последствиям. Они посмеялись над моими страхами и стали убеждать меня не относиться к нему, как к больному. «Он чувствует себя хорошо и сказал, что поправился на двадцать пять фунтов».
Дорога, ведущая из Сорренто в Помпею, окружена стенами, достаточно высокими, чтобы скрывать то, что происходит за ними, но недостаточно высокими, чтобы предохранять от лучей палящего солнца. За ними виднелись верхушки апельсиновых деревьев, по ним карабкались розы, покрытые пылью. Двое толстяков из нашей компании, ехавшие с нами, настолько изнывали от жары, что подложили под шляпы мокрые платки. Мы подъехали к церкви. Прошли по длинному коридору к алтарю. Вместе со священником Энрико прошел в ризницу. Он довольно улыбался, когда вернулся:
— Ессо![8] Я поблагодарил Мадонну.
В ресторанчике было так же жарко, как на улице. Через окно проникал запах пыли и ослиного пота. В комнате слышалось непрерывное жужжание мух. Нас было восемь человек, и мы сели за большой стол, уставленный деревянными тарелками с салями, маринованной рыбой и кружками с красным вином. За спиной Энрико стоял мальчик, держа в руках палку с бумажными лентами, чтобы отгонять от него мух. Энрико с отвращением посмотрел на пищу.
— Я не буду это есть, — сказал он. — Мы с мадам хотим, чтобы нам подали цыплят и салат.
В то время, как другие принялись за спагетти, Энрико выпил стакан воды и попросил мальчика прекратить махать палкой.
Когда принесли цыпленка, он осмотрел его и сказал: «Пахнет».
Все остальные продолжали есть. Их лица раскраснелись и вспотели. Они вытирали их платками и салфетками. Энрико съел персик и сполоснул руки в чашке с прохладной водой.
Известие о нашем появлении, как всегда, бежало впереди пас. У руин нас поджидали. После рукопожатий, поздравлений и долгих речей нам сказали, что этот же день выбрал для посещения развалин наследный принц Японии Хирохито, который уже спрашивал о Карузо. Я поняла, что опять понадобятся усилия со стороны Энрико, но была не в состоянии что-либо предпринять. В довершение всего он отказался от крытых носилок и пошел пешком по утомительной каменной дороге. Мы встретили Хирохито и сопровождавших его людей у нового раскопанного карьера. Тонкошеий будущий император Японии взглянул на нас сквозь толстые очки и довольно резко кивнул. Он даже не улыбнулся и не протянул руки. Мы наблюдали, как рабочие откапывали статую и бронзовую вазу. Энрико прошептал:
— Они закопали ее специально этой ночью.
Ничего не подозревавший Сын Неба пришел в восторг.
Мы шли по великолепным улицам, проходили мимо вилл, дворцов и храмов, которые стояли без крыш под ярким южным небом.
Находиться на развалинах Помпеи и в прохладный день утомительно, а в середине июля просто невозможно. Раскаленные камни жгли ноги сквозь обувь, а колонны вдалеке, казалось, плавились в жарком воздухе. Энрико больше не мог идти. Пришлось послать за носилками. Около ворот нас ждала повозка, возле которой стоял какой-то юноша. Он подошел к Энрико.
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
ФРАНКО КОРЕЛЛИ и оперное искусство его времениВ России, как и в любой стране, где популярна оперная музыка, великий певец XX века Франко Корелли — один из самых любимых и почитаемых. Тенор с феноменально мощным голосом, поражавший полнозвучием и мастерством фразировки при легкости звукоизвлечения, он обладал еще и очень красивой внешностью, что способствовало его сценическим успехам.В книге, кроме подробнейшего исследования творчества Корелли, предпринята попытка рассмотреть своеобразие личности и артистической манеры певца сквозь призму оперного исполнительского искусства его времени.