Эндимион - [24]

И видит сон без грёз и пробуждений! —

Обитель духа! Да, ты терпишь бремя

Пространства этого, но в то же время

Ты в целости хранишь свои глубины. —

Эндимион! Закончились кручины

С тех пор, как ты нашёл через тревогу

К пещере тишины свою дорогу. —

И конь летел, и скорость ужасала,

И всё ж не беспокоился нимало

Латмиец оттого, что он не знал,

Куда летит: он сердцем ликовал!

И он с востока зов услышал горна,

И резвый конь понёс его задорно,

И пела среди праздничного пира

Душа Латмийца; все богатства мира

Не видел он — и не заметил милых

Созданий быстрых, лёгких, среброкрылых.

И, словно бы приветствуя кантатой

Того, кого скакун им нёс крылатый,

Они запели, видя в отдаленье

Блистательного гостя появленье.

«Кому, кому не нравен пир Дианы?

Ужель не все здесь веселы и пьяны?

Кто Цинтию покинет, злой и мрачный?

Кто презирает праздник новобрачной?

Не Геспер, нет: он, пальцами играя,

Поёт себе и, крылья простирая,

Летит в простор лазурный и прозрачный!

Зефир и Флора, свежие, живые,

Вы пьёте дождь и росы луговые.

Найдя друзей и в розе, и в нарциссе,

Несите вверх, в заоблачные выси,

Бальзам в своей корзине,

Укроп, тимьян в количестве великом,

Несите ананасы с базиликом,

Да будут здесь и водосбор, и мята —

Несите всё, чем мать-земля богата,

Что утром росным вы собрали ныне,

И — в небо! Ввысь! К вершине!

О, Водолей, хвала тебе, хвала!

Хрустальный бог! Тебе не два крыла

Юпитер даровал, но два фонтана.

Ты освещаешь лес, когда Диана

Играет и резвится,

Ты реешь, реешь в небе многозвёздном,

Ты полумесяц в воздухе морозном

Зажги, зажги — и светом брызни в очи,

Зажги, зажги в честь первой брачной ночи

Звезды, Звезды-Царицы!

Вон Кастор с Полидевком и ручные

Медведица и Лев — миры ночные.

А вот и третий — через все границы

Он к Близнецам летит быстрее птицы.

Кентавр — его названье!

Ярится Лев, Медведица ярится,

Кентавр же стрелы мечет, он стремится

Сразить врага. Но если лютня грянет,

Повержен будет он, и не восстанет,

И примет наказанье

За то, что зверством куплена победа.

А что тебя смущает, Андромеда?

Что медлишь между звёзд? А ну, пожалуй

К компании проказливой и шалой,

Пойдём, пойдём за нами!

Данаи сын, к Юпитеру взывая,

Тебя уже оплакал, дорогая.

Свободна ты! — И нет былой угрозы.

Любовь искупит все былые слёзы,

Что ты лила ручьями!

А вот и Феб, клянемся Дафны страхом!» —

Эндимиона конь единым махом

Принёс на холм, туманом окружённый.

Но, думой неотвязной поражённый,

Латмиец вымолвил: «Дружил я с бурей

И не боялся даже адских фурий,

Чего бояться? Ужас был мне друг,

И он питал тревогу и испуг:

Живущим за пределами земного

Любое зло — нестрашно, и неново,

И призраку подобно… Вижу ясно

Траву, и почву твёрдую прекрасно

Я чувствую… Чу! Голос твой! Откуда?

Кто там тебя в росе оставил? Чудо

Как хороша земля! — Давай друг друга

Любить и брать от леса и от луга

Плоды их — и не посещать отныне

Жилища поселившихся в низине,

И ложь фантомов отвергать. Я душу

Вожу по лабиринту; я разрушу

Его твоею прелестью. Но где ты?

Растаяла, исчезла… Место это

Я нашим домом сделать возмечтал.

Ягнёнка здесь я мысленно заклал.

Пан говорит, что здесь, в его дубраве,

Должны в любви и мире жить мы. Даве

Любя ничто, я ничего не видел —

Лишь разве только Сон! — и тем обидел

Любовь, и небо, и первоначала

Самой природы; не ценил нимало

Я связей меж людьми; я жил, не зная

Красы цветов и рек, не замечая

Могил геройских! Даже против славы

Душа сплетала заговор. (Что, право,

Поведал бы я детям с сожаленьем.)

Нет, чуждым удовлетворять стремленьям

Вне своего естественного круга

Не может смертный. Милая подруга,

Меня едва от гибели спасла ты:

И — рухнули воздушные палаты!

Прощайте же, пустынные пещеры,

И вы, валы, огромные сверх меры,

Морей воображаемых! Обману

Сирен я не поддамся; я не стану

Спешить на брег, дрожа от возбужденья.

Прощай, мечта, хотя и по сей день я

Люблю тебя; в Элизии благом,

Быть может, мы и встретимся потом,

Но на земле тебя не полюблю я,

И потому-то жертвую, тоскуя,

Двух голубков. Свети же мощью всею

Над нами, над возлюбленной моею!

Индийское моё очарованье,

О, лилия! — Одно твоё лобзанье,

Одно лобзанье, тёплое, как воздух,

Как летний воздух в голубиных гнёздах, —

Ты, теплая, что кровь моя живая, —

Растаяла, исчезла… Я мечтаю

Поговорить с тобой… Но прочь мечты!

Я вижу холм, где рядом — я и ты,

И вижу я подножье мшистой кручи,

И плющ густой, и тисы — лес могучий,

Который осыпает всякий раз

Росою, точно ягодами, нас.

Уходим в тень, покорные друг другу,

Иль по зелёному гуляем лугу.

Шагни вперёд — и свод небес открылся,

Шагни ещё — и ключ засеребрился.

Внизу, в долине, ясно виден он,

Повсюду слышен громкий плеск и звон.

Возьму я мёд у пчёлок золотистых,

Добуду яблок сладких и душистых,

Нарву салата, забредая в дали,

Что смертные доселе не видали,

Сберу щавель, нетронутый оленем,

И песню просвирелю с вдохновеньем,

Чтоб знала ты, куда я направляюсь.

Дай выговорюсь! В радость погружаюсь,

Что так искал… Позволь душе излиться:

Живу доныне в прошлом, как в темнице!

Пущу я рыбок стайкою волшебной

В твой ручеёк любимый и целебный.

Дам корму им из беличьей кладовки,

И дно ручья я изукрашу ловко

Янтарными ракушками витыми,

И гальками украшу голубыми;

По берегам шиповник посажу

И жимолость; ручей заворожу —

И побежит по лугу, повторяя